«Камбэк» артиста вместо возвращения, «реюнион» группы вместо воссоединения, «трушный» автор вместо правдивого, музыкальный «саунд» вместо звука, «апгрейд» вместо обновления, «месседж» вместо мысли или послания, «челендж» вместо вызова или препятствия…
В филологии такие слова называются варваризмами (от существительного «варвар», означающего иноземца-разрушителя). Эту болезненную для русского языка тему корреспондент «АН» обсудил с профессором факультета журналистики МГУ Ириной АННЕНКОВОЙ.
— Прежде чем погрузиться в иноязычные засоры, сразу дадим отпор тем, кто захочет с нами поспорить, припоминая нам всякие пуристские «мокроступы» (галоши) и «спинжаки» (пиджаки). Да, без многих заимствований не обойтись, но во многих других нет никакой надобности. Кстати, сколько слов в нашем языке заимствовано?
– Около половины. Более точного ответа не даст никто. Многие слова, кажущиеся родными, имеют нерусские корни. Влияние языков на другие языки всегда связано с доминированием, политическим и экономическим. При Петре заимствовались голландские слова. Когда Париж был «столицей мира», заимствовались слова из французского языка. Сейчас доминирует англосаксонский мир, и доминирует в том числе технологически, вводя новые понятия. Да, есть объективные причины для заимствований, но это не отменяет здорового консерватизма. Многие филологи, и я в их числе, привержены тому, чтобы максимально долго сохранять слова, которые уже существуют в языке, и не заменять их новыми. Такой подход позволяет нам оставаться в русском культурном лоне. Для того-то и существуют и университеты, и газеты, чтобы отстаивать позиции языка, доставшегося нам от предков.
Забавно, когда говорят: «Зачем нам чужое слово «тренд», если у нас есть своё, родное – «тенденция»?» (Смеётся.)Да, «тенденция» – тоже заимствованное существительное. Но для нас оно более привычное, к тому же в нём заложена книжность. Длинные варианты часто вымещаются короткими, поэтому не исключено, что слово «тренд» со временем войдёт в литературный язык, хотя лично мне оно не нравится.
– Принято смеяться над языковой практикой украинцев, которые изобретают слова, лишь бы русские не использовать. Но, может быть, они поступают правильнее, чем российские журналисты, которые пишут «апгрейд» и «месседж»?
– Мимоходом замечу: с точки зрения филологической (а не политической) реальности, русский, украинский и белорусский – это один язык. Лексические отличия есть, но грамматическая система одна и та же (словообразование, части речи и так далее). Утверждать, что русская грамматика была навязана украинцам и белорусам, невозможно, потому что навязать грамматику нельзя, она формируется в процессе жизни языка. По сути вашего вопроса: в том-то и дело, что «апгрейд» и «месседж» украинцы не заменяют, они заменяют русские слова, чтобы дистанцироваться от нас. Если бы мы придумывали слова, чтобы заменять ими иностранные, – мы бы дистанцировались от мировой культуры.
– В течение нескольких дней перед нашей встречей я коллекционировал варваризмы, и в моём блокноте их накопилось столько, что и за полдня не обсудишь… Например, «локация». Не город, не деревня, не населённый пункт, а «локация». Чем объяснить это извращение?
– Иноязычные слова воспринимаются их приверженцами как фактор престижа. Это идёт с петровских времён, когда всё западное объявили важным, нужным и правильным. На мой взгляд, здесь есть даже элемент снобизма. Заимствования формировали интеллектуализацию речи, поэтому избыточное использование чужих слов часто является попыткой показать своё превосходство – якобы превосходство.
– Оппозиционная партия, представляющая себя либеральной, неоднократно повторяет в своих роликах слово «челендж». Мол, если готов к «челенджу» – айда к нам. Зачем «челендж»? Почему не вызов, не препятствие?
– Очевидно, расчёт на молодёжную аудиторию, потому что она чаще всего наиболее протестная, активная, желающая что-то изменить, показать себя. При этом отсекается целый слой молодёжи, который не знает английского языка, поскольку находится по социальному статусу ниже тех, кто знает его. Может быть, это просчёт и ошибка, а может быть, манипулятивный приём, то, что в риторике называется присоединением аудитории. Внушение того самого чувства превосходства.
– А как вам эта… Чуть не сказал «эта новация»! (Напомним читателям, что новация – вид финансового документа, а вовсе не синоним новшества, как думают многие журналисты.) Как вам это новшество – употреблять слова «бизнес» и «активность» во множественном числе по аналогии с английскими businesses и activities?
– А это уже не только безвкусица, но и речевая ошибка. Перенос не только лексики, но уже и грамматики чужого языка на наш. Мы категорически не должны допускать этого, потому что в любом языке грамматическая система – самая консервативная. И никакого дополнительного смысла здесь нет. Объявление «продажа готовых бизнесов» ничуть не информативнее, чем объявление «продажа готового бизнеса».
– Из бизнес-среды в язык пришло слово «аутсорсинг».
– В профессиональной деятельности оно удобно в использовании, но за её пределами звучит отвратительно. От такого неблагозвучия плохо становится. Как и от «инжиниринговой компании» (инжиниринг – технические консультации. – «АН»). Русское словосочетание «внешнее управление» гораздо лучше описывает ситуацию, чем «аутсорсинг», и даже даёт ей оценку. Раз вводят внешнее управление – значит, что-то не так или готовятся к чему-то.
– Есть словечко поизощрённее – «краудфандинг», что означает «сбор средств». Когда я спросил друга-панка, не хочет ли он ради записи альбома провести «краудфандинг», тот переспросил: «Что-что? Клаудияшифферинг?»
– Не думаю, что этот термин приживётся. Сказать «сбор средств» и быстрее, и проще – не приходится язык ломать.
– У москвичей сейчас очень популярно (хотя и очень нелюбимо) слово «реновация», вброшенное мэрией.
– Здесь мы имеем дело с сознательным затуманиванием смысла. Реновация – это вообще-то реконструкция, ремонт, обновление. Ремонтировать дома не будут, их будут сносить, но называть это «сносом» не хотят. Слышишь варваризм – насторожись: это просто глупость или же манипулятивная стратегия?
– Многие слова проникают к нам вместе с западной культурой. «Хорроры» вместо ужастиков, «экшены» вместо боевиков…
– Тупой перенос жанровых наименований. Слово «ужастик» мне кажется не вполне удачным (суффикс «ик» создаёт ощущение чего-то несерьёзного, маленького и не очень ужасного), но ничто не мешает говорить «фильм ужасов». Кстати, мне нравится слово «ремейк». Проговаривать «новая экранизация сценария того же фильма» – слишком уж долго. Сказать «интерпретация фильма»? Будет непонятно, потому что рецензия – тоже интерпретация. Сказать «переделка»?
– Переделка – это непростая ситуация.
– Вот именно (смеётся).
– Ещё у нас теперь не продолжения, а «сиквелы».
– Вот это мне не нравится.
– Мне тоже. Но к аналогичному слову «приквел», означающему фильм о событиях, предшествующих первому фильму, – к нему не так-то просто найти привычный синоним.
– Есть понятие «ретроспекция», но оно слишком научное (смеётся). Давайте вместе подумаем…
– Как вариант – «предыстория к…».
– Да, отличная замена! Слово «приквел» я не приемлю хотя бы потому, что оно вызывает ассоциацию с жаргонным «приколом». У нас тоже есть фильмы-предыстории – например, телесериал «Исаев» о молодом Штирлице. И ни в одной рецензии на него я не встретила слова «приквел». Оно приживается в отношении зарубежных фильмов, но не отечественных, и это показательно.
– Существует и третье понятие – «спин-офф». Это фильм о событиях, происходящих параллельно событиям первого фильма. Русские придумали для него синоним «вбоквел» (от слова «вбок»).
– Опять словообразование на английский манер. В литературоведении существует понятие «параллельный сюжет» – почему бы не перенести его на киноиндустрию? Фильм с параллельным сюжетом. Ясная формулировка.
– Кстати, как вам обыгрывания английских слов? «Врайтер» в значении «привирающий писака» (от writer), «вджобывать» в значении «трудиться» (от job).
– Как раз такое использование иностранных слов мне нравится. Русский язык открывает огромные возможности для словесной игры, и умение пользоваться ими указывает на высокий уровень языкового мышления. Главное – помнить об уместности.
– Раз уж зашла речь об уместности… Существует стереотип, что русский мат имеет зачастую тюркское происхождение (дескать, все мы тут донельзя омонголены). В действительности же матерные конструкции, например, в польском языке звучат точно так же. Все славяноязычные люди (и только они!) поймут такую языковую игру: «Человек рождается с тоской хрен знает по чему и хрен знает, почему».
– Славянского единства никто не отменял (смеётся). Добавлю, что многие слова в церковнославянских текстах явно перекликаются с теми, которые сегодня являются обсценными. «Яко лядвия моя наполнишася…» Речь о грехе. Ассоциация совершенно чёткая – одной буквы не хватает. Или: «Из уст младенец и ссущих…» Смысл очевиден. Но в священных текстах это не звучит грубо. Бранный характер словам придал во многом контекст. Я категорический противник их употребления в печати, да и в обыденной жизни тоже.
– И последний вопрос о заимствованиях. Правильно ли, что должность главы государства называется не по-русски? Ещё и это издевательское просторечное сокращение «презик»…
– Я вас понимаю, но какая альтернатива? «Царь»? «Государь»? (Смеётся.)
– Должность Колчака называлась «Верховный правитель России». Слово «верховный» можно отбросить.
– Правитель? Орган исполнительной власти у нас называется «правительство». Получается, «правитель» – это председатель правительства, премьер-министр, а не президент. Знаете, меня гораздо больше огорчает, что название государства образует аббревиатуру. Имя «РФ» для России – катастрофа. Символы сильнее нас. Называя страну «РФ», мы обедняем её сущность. На мой взгляд, было бы достаточно – «Россия».
Оригинал: № 20 (562) от 25 мая 2017 [«Аргументы Недели », Сергей Рязанов ]