Нобелевская премия по литературе, присуждённая Бобу Дилану в 2016 году, стала международным признанием рок-поэзии. Однако гораздо раньше – ещё в конце 90-х – в России начали проводить научные конференции, посвящённые этой форме литературы. У истоков стоял Юрий ДОМАНСКИЙ – ныне доктор филологических наук, профессор РГГУ, автор книг «Русская рок-поэзия: текст и контекст», «Рок-поэзия: филологический ракурс», «О поэтическом мире Высоцкого» и многих других.
Культура без приставок
– Вопреки расхожему мнению вы утверждаете, что русский рок как явление в целом – за исключением отдельных представителей – никогда не был контркультурой. Даже до горбачёвской перестройки.
– Да, он не противопоставлял себя официальной культуре и властям, находясь скорее в положении субкультуры. Как пел Башлачёв, «не говорил ему за строй, ведь сам я не в строю». Субкультура не в строю, она в стороне, в своём футляре, в башне из слоновой кости – не хочу быть ни с вами, ни против вас. Другое дело, что официальная культура и власть зачастую подталкивают субкультуру в сторону контркультуры. Им невыгодна в первую очередь именно субкультура – не понятно, что с ней делать, она и не против строя, но и не за, это самое ужасное для любой авторитарной системы. Вспоминается грандиозный скандал 1980 года, когда «Аквариум» выступил на фестивале в Тбилиси. СМИ писали, что музыканты группы раздевались на сцене, ломали гитары и чуть ли не занимались мужеложеством. В итоге музыкантов повыгоняли с их работ, но зато группа стала невероятно популярной на весь СССР.
– С доперестроечным роком всё более-менее ясно. Но разве в перестройку он не занял позицию «контр»? «Перемен!», «Дальше действовать будем мы!» – таким был его пафос.
– Да, но перестроечный рок тоже не получается рассматривать как контркультуру, потому что он находился в этом формате вместе со всей страной. Наоборот, контркультурой становилось то, что ещё недавно было официальным, – теперь совершенно не в тренде было носить портреты Ленина и восхищаться коммунистической партией. Это стало дурным вкусом, дурным тоном. Тогда вся страна находилась в состоянии «контр», притом что уже не было ничего такого, чему она могла бы противостоять (разве только августовскому путчу в течение нескольких дней). Песня БГ «Полковник Васин» преподносилась программой «Взгляд» как общее тогдашнее отношение к советскому периоду.
Перерождение филологии
– Несколько лет назад вы написали, что на уровне целого явления, а не персоналий цените в современной русской культуре только рок.
– Сегодня я бы не стал настаивать на исключительности рока. В последние годы русское искусство переживает величайший, невероятный расцвет – литература, кино, театр (видимо, нужно было загнать страну в определённое состояние, чтобы искусство снова состоялось, причём оно опять-таки не является каким-то оппозиционным, просто-напросто творец может в полной мере проявить себя тогда, когда оказывается определённое давление на его аудиторию). Парадокс русского рока в том, что он ещё не застыл и при этом уже является классикой. Не только те, кого уже нет с нами, – Башлачёв, Летов, Дягилева – стали фигурами масштаба национальной культуры (то есть Пушкина, Тютчева, Маяковского, Бродского, Высоцкого), но и ныне здравствующие – Шевчук, Макаревич, Гребенщиков, Кинчев – перешли в разряд классиков. Собственно, и поэт Кормильцев (автор текстов группы «Наутилус Помпилиус». – Прим. «АН») стал классиком до своей смерти – без него не было бы Екатеринбурга как культурного феномена в его нынешнем облике.
– Ещё ваши слова: «Есть поэзия, а есть её высшее проявление – рок-поэзия».
– Хорошая поэзия, положенная на музыку, – выше и искуснее, чем просто хорошая поэзия.
– Профессор Доманский возносит рок-поэзию над золотым веком и серебряным?
– Конечно, возношу. Культура не стоит на месте, и всякая последующая – лучше предыдущей. Если же она хуже предыдущей, то ей не нужно существовать. Режут слух эти «лучше» и «хуже»? Хорошо, скажу по-другому: всякая последующая культура должна предлагать формат, который ближе современной аудитории. И, чтобы создать этот формат, нельзя копировать предыдущую культуру – нужно превзойти её. Если сегодняшний автор пишет в стилистике Пушкина, да ещё и не лучше Пушкина, – зачем мне этот автор? Кстати, сейчас множество великолепных русских поэтов и за пределами рок-музыки. Когда одного специалиста попросили назвать пятерых, он ответил: «Не назову». «Почему?» – спросили его. «Потому что назову сто», – сказал он. Поэзия сейчас переживает небывалый расцвет. Другое дело, что она не очень нужна большой аудитории, а русский рок – нужен. Он тоже элитарен, но не узко элитарен.
– Вы рассказывали, что тем филологам, которые защитили кандидатские и докторские диссертации о рок-поэзии, пришлось в той или иной мере преодолевать сопротивление академической среды. Стало ли проще после того, как в 2016 году американский рокер Боб Дилан получил Нобелевку по литературе?
– С одной стороны, это самая авторитетная премия в мире, и Нобелевский комитет, отметив рок-музыканта как поэта, дал карт-бланш всем тем, кто изу- чает рок-музыку как поэзию. С другой стороны, сопротивление российской академической среды только усилилось. Но, что важнее, пошла движуха. Пусть их сопротивление будет ещё сильнее – это даже лучше. Хуже, когда тебя не замечают. Мы уже не в меньшинстве. Границы филологии расширяются, в её поле зрения попадают и песни, и кино, и театр, и Интернет, – и становится всё меньше тех, кто хочет изучать лишь бумажную литературу.
Раскол
– Подходим к невесёлой теме – расколу русского рока в результате «крымской весны». Не будем называть конкретные ссоры, чтобы не подливать масла в огонь, но конфликты довольно жёсткие. Гарик Сукачёв так сказал нам о двух других музыкантах: «Это драма, если друзья, любившие друг друга всю жизнь, теперь не разговаривают».
– Большинство рокеров не прокомментировали присоединение Крыма. Но большинство из них заняли позицию, выбрав, где гастролировать – в Крыму или на Украине (Украина, как известно, не допускает на свою территорию тех, кто выступает в Крыму). Например, «Пикник» предпочёл Крым, а «Аквариум» – Одессу, при этом ни Шклярский, ни Гребенщиков вслух не высказались.
– Поговорим о тех, кто высказался. В 2015 году вы описали эпизод 1987 года, когда ради выпуска своей первой пластинки Макаревич прибегнул к самоцензуре и изменил тексты песен. Из этого, пишете вы, «складывается репутация автора, пошедшего на компромисс с системой, жертвующего самым дорогим – песнями». Ваша публикация появилась как раз во время массовой травли музыканта.
– С моей стороны это ни в коем случае не было травлей. Я всегда относился к Макаревичу с пиететом вне зависимости от его политических высказываний. Тем компромиссом он никому и ничему не навредил – наоборот, поспособствовал популяризации «Машины времени» в СССР. Слово «репутация» здесь звучит в научном значении литературной репутации.
– Макаревич по крайней мере – здесь. А Борзыкин из «Телевизора» и вовсе покинул страну.
– Всё, что делает поэт, можно рассматривать с художественной точки зрения, – на то он и поэт. Примеры эмиграции литераторов всем известны: Солженицын, Бродский…
– Тех-то выгнали.
– Довлатова не выгнали, Лимонова тоже. Они сами уехали из СССР. Возможно, новые эмигранты хотят поставить себя в один ряд с этими именами, но условия-то совсем другие: тогда люди уезжали навсегда, без возможности вернуться. Сегодня «эмиграция» – понятие очень условное, мир стал маленьким.
– «Я не склонен вообще к принятию каких бы то ни было идеологических манифестов», – пишете вы. Песня Борзыкина «Ты прости нас, Украина», где о России говорится: «Бредим ядерной пылью, всё воруем и врём. Как рабами мы были, так рабами помрём», – это манифестация?
– Конечно. Его песни с самого начала, с 1980-х, были идеологическими манифестами, во многом эпатажными по отношению к определённой части публики. Скандал идёт художнику на пользу, а иначе о нём могут забыть. В то же время, конечно, Борзыкин лишился части аудитории. У Прилепина есть рассказ о том, как он, Прилепин, был фанатом одной группы, а потом перестал им быть, – думаю, все читатели рассказа поняли, что речь о «Телевизоре».
Патриотизм нужен
– Кинчев, с которым Борзыкин когда-то был очень дружен, занял противоположную позицию. В своей песне «Небо славян» («От Чудских берегов до ледяной Колымы – всё это наша земля, всё это мы!») он заменил «Чудских берегов» на «Крымских земель».
– То, что делает Кинчев в плане идеологии, не вызывает у меня отторжения. Если это и не прекрасно, то по крайней мере приемлемо, а в условиях диктатуры бездарей – нужно. И если выбирать модель патриотизма, то мне ближе кинчевская, а не та, что пытается навязать власть. Кинчев делает это художественно. То, что преподносится как художественное, всегда более настоящее по сравнению с тем, что преподносится как настоящее, – таков закон искусства. Патриотизм нужен, и раз уж бездари при власти не умеют воспитывать его в людях, пусть это делают талантливые и свободные творцы. Национал-шовинизм мне чужд, но чужда мне и потеря национальной идентичности. Кинчев порой не обходится без шовинизма, ведь всякий человек, делающий что-то в данном формате, неизбежно ходит по краю и где-то сваливается за этот край. Но за творчество Кинчеву можно простить что угодно.
– К вопросу о вашем неприятии манифестов. Кинчев поёт: «В русских городах совсем не русский покой: режут то овец, то людей. А незаменимый всё рулит страной. Так же, как играет в хоккей».
– Не вижу здесь манифеста. Это настолько обычное высказывание, что можно услышать его с любой скамейки, – и не стоило, мне кажется, сочинять ради него песню.
– Комментируя песню «Пикника» 2013 года «Азбука Морзе», где поётся: «Скоро время назад пойдёт», – вы написали: «Уже идёт». Мы вернулись в застой?
– Азбука Морзе используется не только моряками, но и заключёнными – для общения через стены. Мы думали о грядущем наивно. И получили – сиди и не ёрзай. И учи азбуку Морзе – пригодится. В этой связи хочется обратить особое внимание на «Аквариум»: если уж даже медитативный и философичный Гребенщиков пишет социальные песни – «Губернатор», «Праздник урожая во дворце труда», «Любовь во время войны» – значит, в нашем мире что-то сломалось, значит, художник поставлен в условия, когда он не может молчать о происходящем. Другое дело, что мир не поддаётся переформатированию искусством, не избавляется от зла, равно как от смерти и болезней.
Однако та же «Азбука Морзе», кстати, – не только о плохом. Вместе с недостатками минувшего с дальнего острова истории возвращается и хорошее. «Скоро время назад пойдёт – Элвис новые песни споёт». Элвис тут не конкретно Элвис, а искусство вообще, и мы уже сказали о положительном влиянии нынешних времён на русское искусство. Да и, в конце концов, рокеры в тюрьмах пока не сидят. Почти все, кто жив, продолжают творить. Во многом – благодаря этому времени.
№ 29(673) от 31.07.19 [«Аргументы Недели», Сергей Рязанов]