Они ворвутся на подмостки прямо с городских улиц. Реальность, наше сегодня и даже завтра со смехом и гиканьем, лишь на секунду задержавшись перед входом в зрительный зал, выбежит прямо на сцену Театра на Спасской.
Здесь сегодня долгожданная премьера – дают «Отрочество» Льва Толстого в переложении драматурга Ярославы Пулинович и постановке режиссера Юлии Батуриной (сценография Елены Авиновой). Логичное продолжение лаборатории молодой режиссуры, состоявшейся в этих стенах в первых числах февраля и названной организаторами «главным событием театральной зимы на Вятке».
Театральная зима на Вятке действительно что-то задержалась. И дело даже не в громкой отставке художественного руководителя Театра на Спасской Бориса Павловича. Его уход был закономерен, предсказуем и фейеричен, как и всё, что делал Борис Дмитриевич на протяжении долгих семи лет своей добровольной ссылки в наши края. Скорее так: его решение покинуть город стало главным доказательством – если они еще кому-то требовались – наступления «ледникового периода». Но жизнь, тем паче театральная, на то и жизнь, чтобы существовать в любых условиях. Не благодаря, а вопреки.
Вопреки всему в театр приезжали молодые актеры. И даже задерживались здесь на несколько сезонов. Приезжали интересные режиссеры и художники. Проходили фестивали. Рождались проекты, которые вроде бы еще совсем недавно и вовсе не могли появиться на свет. Театр осваивал новые территории. И на театральной карте страны. И внутри самого себя. Но всё это, повторюсь, происходило не смотря на cуществование в условиях вечного недофинансирования (ну да, да, были гранты, региональные, федеральные и даже зарубежные, было и служебное жилье, но цифры – количество выделенных квартир работникам кировских театров – мы озвучивать не станем, незачем раны бередить), чехарды в руководстве департаментом культуры, промозглого ветра бесконечных перемен, реформ и оптимизаций закалило театр и его творческого лидера. Порой даже казалось: лед, наконец-то, тронулся, господа! Но то были ложные признаки «оттепели». И тогда, устав бороться с особенностями местного культурного климата, люди театра паковали чемоданы и подавались в теплые края. Здесь же – так было во все времена – оставались и остаются самые стойкие, самые преданные или те, кто уже в силу возраста или иных объективных причин, уже не может сорваться с насиженного места.
Уход Бориса Павловича стал не только доказательством, но и катализатором. Войдя во вкус насыщенной событиями самого разного масштаба и толка театральной жизни, те, кто остались, начали борьбу за творческое выживание. Так появился театральный проект «Четыре». В самостоятельное плавание пустилась и драматическая лаборатория, созданная Борисом Павловичем. Продолжались и продолжаются встречи, читки, вечера в ставших уже для города культовыми точках – клубе «12», «Галерее Прогресса», библиотеке Герцена. Драматическая же лаборатория молодой режиссуры под руководством Олега Лоевского, хоть и была инициирована «сверху», но стала еще одним свидетельством того, что после Павловича театр на Вятке уже никогда не станет прежним. Тот высокий градус творческой активности, который позволяет выжить во время «театральной зимы», не может, не должен быть снижен. Подтверждает это и интерес кировских зрителей к эскизам, созданным в рамках лаборатории. Особенно пришёлся по душе и публике, и непосредственным участникам лаборатории, эскиз Юлии Батуриной по пьесе «Отрочество», который спустя почти три месяца превратился в полноценный спектакль.
О вечных подростках и изгнании из рая
Сначала была повесть. Потом инсценировка. Потом эскиз. И уже после – спектакль. Эволюция «Отрочества» приблизила классический текст, про который, право слово, многие сегодняшние школяры могли бы написать «ни асилил», современным подросткам. Вывела его на сцену. «Прокачала». Теперь страдания юного Николеньки Иртеньева (Александр Андрюшенко) звучат в современной так сказать аранжировке. С речитативом от Zhenshen и «Жвачкой» от Noize MC (те, кто в теме, поймут), с монологами у микрофона. Отроки и отроковицы обретают в спектакле рэперские прикиды (художник по костюмам Катерина Андреева) и пластику (балетмейстер Ирина Брежнева), по максимуму сохраняя при всех прочих переменах лексику Льва Николаевича. Внешне они – дети XXI века. Но внутри – такие же нервные максималисты, только-только вступающие на «путь взрослой жизни», какими были подростки и во времена Толстого. И раньше. И позже. И будут, верно, всегда.
Спектакль показывает, как с наступлением отрочества резко, как будто вдруг, раздвигаются границы уютного, теплого, надежного детского мирка. Как туда залетают холодные ветра большого мира, принося с собой боль, разочарования, страх, первые потери. Первую любовь. Взрослея, вчерашние дети впервые пробуют запретные плоды, и вместе с этим опытом, познают не только добро и зло, но как бы изгоняются из рая. Там, в раю детства, всегда рядом была мама-ангел (Наталья Красильникова). Там можно не сомневаться в том, что для отца (Михаил Андрианов) семья – это единственный смысл существования. Там ты всегда уверен в любви и дружбе старшего брата (Иван Кандинов). И даже бабушка (Татьяна Махнева) – вовсе не властная своевольная старуха с классовыми предрассудками, а почти что добрая волшебница.
Поиски и находки
В спектакле зритель увидит многие из тех обязательных признаков, которыми должен обладать спектакль, желающий прослыть современным. Тут вам и экран с виде-рядом, иллюстрирующим, дополняющим, оттеняющим происходящее на сцене, и «рукописи» – листы бумаги с текстами то ли Толстого, то ли Пулинович на всех вертикальных и горизонтальных поверхностях (этот ход, кстати, настолько пленил молодых режиссеров, находящихся в поисках современного театрального языка, что ни один из трех февральских лабораторных эскизов не обошелся без кипы бумаг на сцене). Есть в «Отрочестве» и многое из того, что уже стало «классикой жанра»: и извечный велосипед на сцене в спектаклях о подростках, и красная заливка светом в «трагических» сценах, и эхо, усиливающее особо страстные монологи актёров, и парный танец, посредством которого изображается любовь. Все эти приёмы быть может и оправданы в каждом конкретном случае, но нет-нет да и возникает ощущение, что все это уже знакомо, что все это где-то было.
Тем ценнее на фоне «общих мест», а избежать их, конечно, очень непросто, те удачные режиссерские находки и сцены, что придают спектаклю неповторимость. Это и расширение границ сцены и театра, игры режиссера с дистанцией между актером и его героем, когда сперва при помощи видео-инсталяции мы видим современных подростков, резвящихся на улицах города, а спустя минуту это уже актеры Театра на Спасской заходят в театр, удивленно узнают свои фотографии в фойе, и, на ходу перевоплощаясь в героев Толстого, шагают «с экрана» на сцену. Это и сцена приезда к бабушке – одна из самых сильных в пьесе и спектакле. Но сильна она как раз своей верностью «классике»: этот эпизод один из немногих в новой постановке театра решен в традициях психологического театра. Сгорбленная, в трауре фигура бабушки. Рука, которой она ласкает лицо внука. И слова, обращенные вдруг не к Николеньке, а к умершей дочери, переходящие в истерический хохот.
Запоминается и сцена охоты, когда Катенька (Наталья Сидорова) и Володя по очереди превращаются в зайца. Иллюзия. Бред. Морок. Созданные простейшими театральными средствами. Безусловно красивы сцены в ванной, дающие простор для вольных интерпретаций и создающие определённую атмосферу и настроение.
Нельзя не отметить одну из самых удачных, но при этом даже не второстепенную – эпизодическую роль в исполнении Александра Королевского. Его герой – отец Иленьки Граппа – появится всего в одной сцене, но актер сыграет ее так, что станет ясен не только характер персонажа, но видна и его судьба, которую Королевский рисует буквально несколькими жестами, фразами, точно найденной интонацией.
Многое удалось создателям спектакля. Многое, но не все. И главный вопрос, который задаешь себе после «Отрочества», состоит в том, не ищет ли себе театр того, что называется дешевой популярностью. Подобно тому, как плохой учитель для того, чтобы завоевать внимание и уважение своих учеников, начинает фамильярничать, говорить с ними на одном языке, «косить» под своего, угощая сигареткой… Педагогика (а театр, выбирая для постановки такой материал, безусловно, берет на себя не только развлекательную, но и воспитательную функцию) знает разные пути и методы. Некоторые их них проще и находятся на виду. Другие – сложнее и не так очевидны. Насколько удалось авторам спектакля найти верный стиль и тон, подобрать ключ для такого серьёзного и откровенного разговора со своим зрителем, покажет время.