После выхода в прокат нового фильма Луки Гуаданьино «Суспирия», ставшего своего рода римейком одноименной культовой ленты 1977-го (режиссер Дарио Ардженто), СМИ и соцсети заполонили сравнительные анализы двух «Суспирий», восторженные высказывания о «растроении» Тильды Суинтон (что есть, то есть – она, действительно, хороша) и обсуждения истории трех матерей – ведьм, по некоторым источникам являющихся персонификацией Смерти.
Скорее всего, и моя рецензия на новую «Суспирию» свелась бы к описаниям, безусловно, выдающихся хореографии и работы художника, рассуждениям на тему инструментов создания художественного хоррора и прочему.
Но, в свете лекции, представленной на премьере ленты на площадке арт-зала «Колизея» театральным критиком Екатериной Рябовой, мне «Суспирия» открылась с совершенно необычной, я бы сказала политически-ориентированной стороны. Ни за что, ни за что на свете этот исторически-политический контекст не открылся бы мне самостоятельно, но не заметить его после полученной информации было ровно настолько же невозможно.
Итак, действия новой «Суспирии» разворачиваются в 1977-м году на территории разделенного Берлина. До крушения берлинской стены еще больше десятилетия, и настроения с ним связанные еще даже не формируются, а лишь обозначаются редкими яркими всполохами – радиосообщениями о террактах. В одном из террактов, якобы замешана актриса театра танца – пациентка врача психиатра, сыгранного… Тильдой Суинтон, который вот уже много лет ждет вестей от пропавшей во время войны жены. Художественным руководителем театра является мадам Блан опять же в исполнении харизматичной Суинтон.
В самом театре также творятся странные вещи – танцовщицам снятся странные ужасные сны, а хореографы постоянно перешептываются-переглядываются и проводят тайное голосование… В это время здесь появляется миловидная американка Сюзи (Дакота Джонсон), которая не только с легкостью проходит вступительное прослушивание, но и в одночасье становится примой танцевальной труппы, заменив неизвестно куда пропавшую и подозреваемую в связях с террористами предшественницу. Случайность ли это?
Некоторые танцовщицы (например, русская Ольга в исполнении опять же нашей соотечественницы хореографа Елены Фокиной), предчувствуя грядущее нечто, пытаются бежать из театра, но погибают ужасной смертью во время танца.
Главным событием, которого с нетерпением ждут и танцовщицы и хореографы, является спектакль «Народ». И снова символ… Апогеем «праздника» должно стать жуткое действо по возрождению к жизни старой ведьмы… Но что-то идет не так, присутствие Сюзи оказывается не случайным и к жизни возвращается совсем не та, которую ждали. И это возрождение забытой матери вполне может трактоваться как возвращение национального самосознания. За это же ратует и сцена, в которой Суспирия теперь уже в теле Сюзи освобождает старика — психиатра, а в его лице всей немецкой нации, от грехов прошлого – неспасенных близких, грехов нацизма. Таким образом, возрождение Суспирии знаменует собой возрождение немецкой нации. И вот этот историко-философский посыл фильма ужасов очень и очень не обычен. Впрочем, многие критики склоняются к тому, что философии куда больше у Ардженто, а у Гуаданьино остался лишь танец. Для зрителя такая точка зрения может стать отличным поводом посмотреть оба фильма.