О пользе живучей драматической лаборатории
На краю сцены, весело болтая ногами, сидел странный бородатый человек в жёлтой кепчонке. Странен он был вовсе не из-за неё – просто когда его отчитывало воплощение советского археологического светила (а как же – думает не только об археологии, но и о философии и искусстве), он не отбрехивался и даже не отшучивался, а серьёзно и грустно рассуждал о творчестве, о гениях и концентрации зла. Дьявола мечтал найти – не ужаснуться, но понять, из-за кого раз за разом мы сворачиваем не туда. Человека со странным прозвищем «Сода-солнце» не понимали – а он только махал на это рукой. И как это всегда бывает с гениями, его поняли, когда было поздно.
4 ноября в кировском ОДМ состоялся театральный эксперимент «драматической лаборатории» — прошёл он с успехом, особенно учитывая, что на сцене не было ни одного профессионального актёра. С чем-чем, а с фантазией у «драмлаборантов» точно всё в порядке. Фон никогда не «бездельничает» — там всё время что-нибудь происходит: или слайды, погружающие в атмосферу российской археологии, или даже раскручивающая причудливые светящиеся сферы девушка. Археолог, с упоением рассказывающий истории о раскопках и Андрей Жигалин, часто вставлявший выразительные реплики, уж точно запомнились зрителям. Вообще, ставка на Жигалина беспроигрышна – как и анчаровский «Сода-солнце», этот человек способен легко заразить своей живостью кого и что угодно.
Это был вечер удивительных перевоплощений: поэт стал актёром, а актёр – режиссёром. Постановкой руководил известный актёр Театра на Спасской Михаил Андрианов, который перед спектаклем рассказал о преимуществах подобных перевоплощений.
— Как плох солдат, не мечтающий стать генералом, плох актёр, не мечтающий стать режиссёром. Согласны?
Нет. Не согласен. Для актёра, наверное, полезный опыт поставить спектакль однажды, от начала до конца, пройти этот процесс, чтобы понять, какова доля режиссёра. А вообще режиссёр – это отдельная профессия, которой надо учиться, к которой нужно иметь талант. Режиссёр – не какая- то более высокая ступень по сравнению с актёром – это просто другая профессия.
— Как получилось продолжить драматическую лабораторию в Кирове?
Так вышло, что она оказалась живучей. Обычно такие творческие образования распадаются, когда уходит руководитель и создатель (в данном случае – Борис Павлович). Но, видимо, Борисом Дмитриевичем была заложена такая энергия живучести в это начинание не захотело это всё исчезать. И вот, методом некоторых проб, приручили меня.
— Какие трудности испытывали в работе с участниками? Может приходилось перешагивать через что-то в себе?
Конечно. Вообще, если ты берёшься чем-то руководить, заниматься режиссурой, обязательно нужно через что-то перешагивать. Нужно себя контролировать. В данном случае для меня большим, хорошим опытом была работа под руководством Бориса Дмитриевича. В этом смысле для меня очень серьёзный урок был жизненный – его способ взаимодействия с людьми. Это можно долго рассказывать, наверное, этому всё-таки не учат. Это тоже талант. Есть в театре ужасный такой период – выпуск спектакля. Последняя неделя, когда всё плохо, когда цеха не успевают, актёры отпрашиваются, то не сделано, это… А у тебя выпуск спектакля. Ты же начинаешь беситься страшно. А Борис никогда не повышал голоса. И как-то получалось так, что всё в театре работало. Это очень круто, конечно, я так не могу. Но я всегда знаю, что так можно.
— Почему Анчаров?
Тут забавная вещь. Когда мы уже нашли дуг друга с Дворцом Молодёжи, ДМ сказал – «Нам нужно что-то в год юбилея Победы». Я некоторое время думал, что-то совсем затасканное брать не хотелось. А потом – ну что же, люблю же я Анчарова. Вот Анчаров – «Сода-солнце» — я же помню, там про войну. Я не перечитывал. А потом перечитал и оказалось, что про войну там три абзаца. Но мне же не зря казалось, что там про войну. Значит, на самом деле это про войну. А Дворец Молодёжи согласился – вот так и получилось. Вообще Анчарова давно люблю, сейчас подзабытый, а ранее весьма популярный автор. Да, сейчас позабытый, а зря. Зря, потому что в нём какая-то энергия заложена, которой сейчас очень не хватает. Вообще, это была удивительная возрожденческая личность. Он был писателем, художником, даже тем, кого называют «бардом» — автором и исполнителем песен, причём он был первым. Начал этим заниматься ещё до Окуджавы. Высоцкий называл его своим учителем – в том, что касается песни. И не надо быть литературоведом, чтобы найти какие-то общие черты, то, что Высоцкий действительно унаследовал от него. Анчаров также был автором сценария первого советского телесериала – «День за днём», который был ещё и интерактивным по тем временам. Зрители писали письма, и создатели учитывали пожелания, как организовать судьбу героев. Это был конец 60-х, и это было по тем временам очень круто. Недавно этот сериал по «Ностальгии» крутили – и ведь это, в общем-то, без дураков круто. Понятно, что это про другую жизнь – про ту жизнь. Но это какие-то вещи про ту жизнь, которые очень нужны сейчас, в эпоху победившего постмодернизма. Это моя тема, которая меня волнует. Ощущение будущего, которое было у людей 60-х, которое воплощал Анчаров, в его идеях, заключавшихся во всеобщей одарённости, того, что все люди должны творить – вдохновение должно приходить к людям не случайно. Вдохновение должно быть нормальным состоянием человека. Это, конечно, шестидесятническая такая мысль. В наше скептическое время это может казаться наивным, прекраснодушным – это то, чего нам сейчас не хватает, потому что мы реально не знаем, где будущее и к чему стремимся. Вот чего мы хотим? В своё время люди полетели в космос. Это было круто. Потом они почему-то перестали это делать. То есть не перестали, свернули это дело. И дорого, и «зачем это»… Что случилось с нами? Наверное, моя тяга к этой литературе ещё и этим объясняется. Ну и просто потому, что это прекрасная проза.
— Сделали ли Вы какие-нибудь выводы из работы? Возникло ли желание продолжать подобные опыты?
Ну, драматическая лаборатория, дай Бог, будет существовать – как коллектив. А если она будет существовать, я уже приручённый. Режиссура сама по себе – отдельная профессия. Понятно, что опыты в этом деле никому не запрещены, с одной стороны. С другой – я бы не относился к этому своему занятию слишком уж серьёзно. Но продолжение какое-то скорее всего будет, конечно же. Конечно, очень здорово, что ОДМ заинтересован в том, что мы делаем, и даже как-то слишком заинтересован – всё так обставлено, я даже побаиваюсь.
— Чьи образы в спектакле удались, по-Вашему, лучше всего и почему?
Вот к вопросу о том, что я тут поставил – я вообще не уверен, что это спектакль. Всё сами посмотрите. Потому-что, во-первых, это не пьеса. Во-вторых, это не инсценированная проза, это мы просто рассказываем фантазию на тему Анчарова. Поэтому, собственно говоря, каких-то образов, как мы обычно говорим – сценических образов, создаваемых перевоплощением актёра – тут нет. Тут есть мы как мы. Которые пытаются как-то соотнести себя с историей, рассказанной Анчаровым. И в этом смысле тут абсолютно интересны разные все, конечно. И, может быть, со стороны вклад всех участников – этих десяти человек – может показаться разным по объёму – ну, грубо говоря, у кого-то больше слов, у кого-то меньше – но это такая внешняя штука, которая неотражает положения дел. На самом деле все люди, которые на сцене находятся, все в равной мере сочиняли это спектакль. И они все одинаково интересны, все абсолютно разные.
— Подходящее ли сейчас время для таких мероприятий? Почему?
Думаю, у таких проектов есть будущее. У них есть прошлое, есть настоящее и есть будущее. Драмкружки, грубо говоря, существовали всегда. Это было Бог знает когда – ещё в XIX веке, люди собирались и устраивали домашние театры. И порой устраивали на дачах. Ещё Константин Сергеевич Станиславский начинал с такого. И при советской власти подобное было ещё при дворцах пионеров. И сейчас оно есть. Это просто естественная потребность, видимо. Театр – это такая штука, через которую многие стремятся пройти. Не обязательно, чтобы стать актёрами, просто это средство познания мира. И такое неплохое средство. В театре ты должен войти в чью- то шкуру, посмотреть на жизнь со стороны другого человека, с другой точки зрения. А дальше уже можно и не продолжать – насколько это ценный опыт.
Записал Антон Бучин
фото: Сергей Бровко