В Театре на Спасской – премьера. 25 апреля здесь покажут спектакль по пьесе Ярославы Пулинович «Отрочество» в постановке режиссера Юлии Батуриной.
Новая постановка выросла из эскиза, который был создан в рамках театральной лаборатории. О работе над спектаклем «Новому варианту» рассказала Юлия Батурина.
– На открытии лаборатории ее руководитель Олег Лоевский подчеркнул, что хороший эскиз не означает, что и спектакль будет удачным. Вы согласны с этим?
– Показывая эскиз, мы хотели дать зрителям представление о том, каким мог бы быть спектакль. Это была лишь попытка рассказать историю. А сейчас мы покажем историю целиком. Я не могу сказать, что получится в итоге. Хорошо будет или плохо.
– Для кого будет эта история?
– Это будет молодежный спектакль. Хотя на обсуждении эскиза прозвучало мнение, что и взрослым есть что посмотреть, так что можно считать «Отрочество» спектаклем для семейного просмотра.
– Среди зрителей будут те, кто и сам, возможно, испытывает те же терзания, что и главный герой. Но далеко не все в определенном возрасте любят смотреть на себя в зеркало…
– Конечно, им может не очень понравиться то, что они увидят, но не уйдут же они из зала. И потом здесь есть над чем подумать. Это такая «стрела в мозг». Главное же, мы старались поговорить с подростками на их языке. Это одновременно и современный язык, и язык Толстого.
– В инсценировке действительно чувствуется трепетное отношение к первоисточнику.
– Ярослава очень бережно отнеслась к тексту. И мы практически не добавили ни одного слова. Но при этом, например, в спектакле звучит рэп, то есть узнавание будет стопроцентным. А еще будут звучать Шнитке и Чайковский. И, поверьте, подросткам будет все равно, что это «замшелая классика». Будет видеопроекция с панорамными съемками из фильма «Война и мир» Бондарчука, со сценой первого бала Наташи Ростовой…
– Спектакль одновременно можно назвать и классическим, и современным?
– У меня не было самоцели сделать спектакль современным. Вообще не люблю этого слова. В Европе одна современность, в России – другая. Говорят, что наши подростки мир воспринимают по-другому. Но, по сути, мир и человеческая природа не меняются. Меняются лишь технологии. В смысле технологий спектакль можно назвать современным. И драматург тоже написал очень современный текст. По темпо-ритму, по событийному ряду. Короткие сцены, которые меняют друг друга, а ты даже не успеваешь вздохнуть. Но темы и вопросы, которые мы поднимаем, вполне классические. Пьеса-то проблемная. Главная беда этого возраста – отрочества – в том, что ты один. Когда умерла мама, самый близкий человек, для Николеньки просто мир рухнул. А взрослые этого не увидели.
– «Отрочество» – уже не первый ваш опыт работы над постановкой в драматическом театре прозаических произведений. Что легче – взять готовую инсценировку или написать свою?
– Пьеса для режиссера – это инструмент, скрипка. Из нее надо уметь извлечь музыку. Предпочитаю заниматься режиссурой. Не могу сказать, что у меня есть дар драматурга. Но иногда, конечно, приходится и самой писать. Так было, например, с «Островом сокровищ». Ни одна готовая инсценировка романа меня не устроила, мне хотелось рассказать эту историю по-другому. И я написала свою. Или другая ситуация. В серовском драмтеатре, где я служу худруком, работала заслуженная артистка Степанова. Она была фронтовичка, прошла Сталинград, имела массу медалей. Всю жизнь отдала театру. Для того чтобы дать ей возможность оставаться в труппе, я придумывала, дописывала ей роли – какую-нибудь тетушку, соседку, бабушку, которая может что-то там олицетворять. Это совершенно не важно. Главное было – дать ей возможность выходить на сцену.
– Сегодня далеко не у каждого руководителя театра есть понимание, как важно сохранить старшее поколение, которое постепенно уходит. А уж чтобы роли специально придумывать – редкий случай!
– Театр не богадельня, и я не до такой степени верующий человек, чтобы безропотно подставлять вторую щеку. Но есть актеры, которые отдали сцене по пятьдесят лет, и не важно, талантливы они были или нет. Их надо беречь. Нельзя выбрасывать этих людей на улицу. Это как старую собаку выкинуть. Я не понимаю этого. Для них в театре – вся жизнь. А какое право мы имеем рушить чужую жизнь? Это вопрос человечности и понимания мира.
– В продолжение разговора про возраст. Лаборатория в Театре на Спасской называлась лабораторией молодой режиссуры. Не смущает это слово – «молодой»?
– У меня 70 постановок, за плечами – руководство театром, а я считаюсь молодым режиссером. Так получается, что режиссеры бывают только двух «категорий»: молодые и мэтры. Третьего не дано. А вот у артистов должна быть возрастная градация. Но опять же все относительно. В театрах юного зрителя свои, «маленькие» артисты. Здесь, например, народная артистка, которая давно стала бабушкой, может играть Мальвину. Хотя я не люблю, когда изображают детей. В нашем эскизе артисты не играли мальчиков и девочек, не разговаривали как дети. Они показывали психологию подростков. И это многим понравилось, артистам верили на сто процентов. Это вопрос правды, подлинности существования на сцене. Это профессия.
– Олег Лоевский, открывая лабораторию, сказал, что это помимо всего прочего и своеобразные «смотрины» худрука, хотя потом официальные лица как могли отрицали эту информацию. Тем не менее если после премьеры вас позовут в Театр на Спасской худруком, согласитесь?
– Вопрос сложный. Но я готова подумать, если такое предложение поступит. Мне нравится ваш город. Нравится труппа. Я работаю здесь с удовольствием и рада, что меня пригласили на постановку: жаль было бросать этот материал на эскизном варианте, хотелось продолжить работу. Но главный вопрос в том, устрою ли я. Что касается Серовского театра, по отношению к нему моя совесть чиста: я отдала им все силы и всю себя, вырастила очередного режиссера, который может возглавить театр. Там есть на кого оставить труппу. Я бы, безусловно, не бросила театр.
фото с репетиций Сергея Бровко