Как заслуженный артист России Никита Третьяков живописцем стал
Актёр Кировского драматического театра Никита Третьяков – человек страстно увлеченный. Жизнью, театром, эпохой Наполеоновских войн, оловянными солдатиками, рыбалкой – сразу всего и не сочтешь. А еще, как оказалось, он – талантливый живописец.
Монолог для актера – дело и привычное, и любимое. Высокий жанр. Вершина мастерства. Есть в новой роли монолог для артиста, а лучше два, – и роль хороша, и пьеса, и режиссер – большая умница. Впрочем, оставим иронию и предоставим слово нашему герою.
Монолог актёра
– Как во всякой интеллигентной семье сороковых-пятидесятых годов минувшего века, мои родители хотели, чтобы их чадо было особенным, непохожим на других. И на скрипке меня учили играть, и еще чему-то. А я хотел играть в футбол. И все-таки на одиннадцатом году жизни, в 1955 году, меня устроили в художественную школу.
Обучение составляло восемь лет – четыре класс художественной школы и четыре курса художественного училища. Я же очень хотел играть в футбол и, конечно, пропускал занятия. Но школу все же окончил.
Нас учили. И учили неплохо. Писали акварелью. А акварель это что? Это много воды. Краска как бы «намывается» на ватман – один слой, второй, третий. И получается удивительно прозрачная картина. До масла не допускали. Видимо, маслом мы должны были писать уже в училище, но прямо об этом нам не говорили. Почему я так думаю? К концу первых четырех лет нам стали предлагать работать не намывом, а мазками. Так или иначе, но, окончив художественную школу, на курсы училища я не пошел. Не знаю, как на это смотрели родители, думаю, на меня просто махнули рукой. Вот это все мое художественное образование.
Пригодилось оно мне уже в Советской армии. Служил я три года. Попал в танковую роту. Нас спросили, кто умеет писать пером, тушью и рисовать. А я, кроме прочего, окончил производственную школу, учился на чертежника-деталировщика и шрифтом писал. Поднял руку. «Третьяков, выйти из строя!» Так мне поручили оформлять Ленинскую комнату. Это была комната для отдыха, проходила там политинформация, а перед сном мы здесь письма писали домой. И месяца три-четыре я с удовольствием оформлял ее. Мне это нравилось больше, чем ездить на танке или маршировать. В итоге начальство оказалось в восторге.
По окончании учебного подразделения я получил должность наводчика танкового оружия, а это должность младшего сержанта. Проходит какое-то время. Может, полгода. Из штаба армии приехал проверяющий.
– Кто это такую Ленинскую комнату сделал? – спрашивает.
– А вот, ефрейтор Третьяков.
– Ну-ка, ефрейтор Третьяков, сюда! Поедешь со мной в штаб армии.
И полтора года я служил писарем в штабе армии. Работы у писаря было много. Кроме основной, довелось и сапожки командующего почистить, и за водкой сбегать. Зато, служа в штабе, я мог из Германии звонить домой и любимой девушке.
После армии поступил в театральное училище. Все время учебы делал для самостоятельных работ нашего курса афиши: приглашаем вас на самостоятельные работы такого-то курса, будет интересно, приходите и т. д. А после театрального уехал работать в Кишенев. Там работал в театре и немножечко снимался в кино на «Молдовафильм». И уже потом приехал в Киров по приглашению Евгения Степанцева.
К живописи вернулся, когда мы стали жить по талонам. Началась перестройка, в театре получали гроши, и надо было как-то зарабатывать. Решил идти на Московскую (на этой улице в Кирове художники традиционно продают свои картины – прим. автора). Не сказать, чтобы ах, как хорошо покупали, но прокормиться удавалось.
Там хорошо пейзажи шли, и до сих пор, наверное, идут. Пейзажи были у всех. Я же в основном портретист. Люблю в лицах людей разбираться, по глазам понимать, что это за человек, о чем он думает. Мне это интересно. На портретах я и пытался заработать. Заказывали.
Пришли другие времена. Власть стала любить нас чуть больше, зарплаты выросли, и я ушел с Московской. Сейчас пишу только дома. Работаю для отдохновения в основном. Нет такого, что основная цель – написать и продать. Пишу для себя. В подарок. Хотя заказы, конечно, случаются. Для кафе «Камелот», например, написал несколько работ. Правда, от одной заказчик по финансовым причинам отказался, и эта картина висит у меня.
Очень люблю парадные праздничные портреты писать. Когда человек сидит условно говоря,в мехах и бриллиантах, красивый-красивый, как аршин проглотил (смеется). Наш век такой бегущий, что сегодня, конечно, редко кто пишет с натуры. Заранее с человеком договариваюсь. Он лазит у себя по сундукам, достает какие-то фотографии. Потом мы садимся и разбираем их.
– Эта?
– Нет, тут я слишком молодая, сейчас не такая уже.
– А вот эта?
Из огромного количества снимков выбираем один. И решаем, как будем писать. Кто-то не против одеться в костюмы. Кто-то в историческом стиле хочет портрет. Например свою подругу Елизавету Швареву, с которой мы с одного двора, изобразил как царицу Елизавету. Работал с фотографии сорокалетней давности. Получился хороший подарок к ее юбилею. Кому-то бриллиантов хочется. Если у женщины красивое тело, она может и оголиться. Почему нет?
Не знаю, как у других художников, наверное, у них это тоже случается, но у меня глаз «замыливается». Портрет начинаю, естественно, с глаз. И стараюсь довести до похожести. Потом на день, на полтора оставляю работу. Хожу, присматриваюсь. С этой стороны. С другой. Делаю какую-то поправку. Когда меня это начинает удовлетворять, начинаю работать дальше.
Вот, сподобился написать свой автопортрет для потомков. Думаю, вдруг у них когда-нибудь будет двухэтажная квартира, и когда поднимаешься по лесенкам на стенах будут портреты предков висеть. Ты идешь, а вокруг предки, предки, предки.
Не вижу ничего плохого в том, чтобы учиться. И не стесняюсь того,что не могу сказать о себе: ах, я все умею. Нет. Сколько ни учись, всему все одно не научишься. Для меня учителями, авторитетами в живописи стали художники Ренессанса. Великие мастера. Великие художники. Какая удивительная Сикстинская капелла. Какая удивительная работа «Сотворение Адама». Кажется, еще секунда и пальцы Адама соприкоснутся с Богом, а между тем прошло уже пятьсот с лишним лет, а они так и не соприкоснулись. Люблю парадные портреты XVIII-XIX века. Как себя преподносят герои – таких по плечу-то не похлопаешь. Особое увлечение – времена Директории Наполеона. Категорически влюблен во «Всадницу» Брюллова. Помнишь ее? Бесконечно люблю эту картину. Для меня она великая. Мечтаю и сам написать ее. Конечно, это будет копия. Но я не считаю зазорной работу копииста.
Юлия Ионушайте
Фото автора