Закрытые двери районного правосудия

Киров – Луза. Репортаж с одного судебного заседания

На прошлой неделе в небольшом городке на севере Кировской области прошло очередное заседание суда по уголовному делу. Заседание – такое решение вынесла мировая судья Ольга Германовна Попова – было объявлено закрытым.

Жительницу маленького поселка Лальска, что находится в двадцати семи километрах от райцентра, Наталью Казанину обвинили в совершении преступления, предусмотренного частью 1 статьи 128.1 Уголовного кодекса России. То есть в клевете – «распространении заведомо ложных сведений, порочащих честь и достоинство другого лица или подрывающих его репутацию». В качестве частного обвинителя выступил Дмитрий Назимов. Инспектор ДПС районного отдела ГИБДД.

Причиной, по которой полицейский обратился в суд с просьбой привлечь Наталью Вениаминовну к уголовной ответственности, стало происшествие, случившееся 7 июня в Лальске. Тем вечером Назимов нес службу по охране общественного порядка и безопасности дорожного движения. Около одиннадцати вечера он становил рейсовый автобус, который вез пассажиров, приехавших в райцентр ночным поездом.

Автобус этот принадлежит индивидуальному предпринимателю Казанину. Сам Сергей Казанин работает на этом рейсе водителем. Супруга его, Наталья Вениаминовна, – кондуктором. Небольшой семейный бизнес в районе, где по данным региональной государственной службы занятости один из самых высоких уровней безработицы в Кировской области – свыше 4%. Но это, собственно, к делу прямого отношения не имеет… Хотя, это смотря с какой стороны оценивать ситуацию…

Полицейский заподозрил Сергея Николаевича в том, что он пьян, «так как у него были красные глаза». Когда уставшие пассажиры, среди которых были в том числе и маленькие дети, стали нервничать из-за непредвиденной задержки в пути, из автобуса вышла кондуктор (теперь – обвиняемая). И в свою очередь заподозрила, что в состоянии алкогольного опьянения находится сам инспектор ДПС. Удивительно, но не обязанный этого делать Назимов согласился дунуть в алкотестер в присутствии свидетелей – из числа пассажиров.

А вот далее «показания сторон» расходятся. Наталья Вениаминовна и пассажиры ночного автобуса утверждают, что алкотестер показал наличие у Назимова алкогольного опьянения – 0,19 промилле. О чем кондуктор и указала в заявлении в районную прокуратуру. Сам инспектор ДПС в заявлении о преступлении пишет, что «никаких запрещенных препаратов не употреблял». И подозревает Наталью Вениаминовну в том, что «Казанина Н.В. распространяет ложные сведения, с целью опорочить мою честь и достоинство, а так же подорвать мою деловую репутацию».

Позвольте пока оставить в стороне суть самого вопроса. В конце-концов, искать правду, то есть разбираться в том, как на самом деле обстояло дело, – прерогатива суда, ведь именно он (как говаривал герой известного кинофильма «самый гуманный суд в мире») должен решить вопрос о виновности или невиновности обвиняемой. Гораздо больший интерес и массу вопросов сейчас вызывает само судебное заседание, которое состоялось 11 июля в судебном участке №23 Лузского судебного района Кировской области. Оно не было первым заседанием по делу. Не стало и последним – следующее назначено на 22 июля. Примечательным же в этом заседании суда стал его статус – процесс в части показаний свидетелей был объявлен …закрытым.

Изначально, конечно, предполагалось, что заседание, как это и предусмотрено статьей 241 Уголовно-процессуального кодекса («Гласность»), будет открытым. И первые два заседания таковыми и являлись. То есть на них имел право присутствовать любой гражданин. Или представители средств массовой информации. В определенной степени это, конечно, умозрительная возможность: кого может заинтересовать заседание мирового суда в такой-то тьмутаракани? Тем не менее, можно сделать вывод, что до 11 июля, то есть третьего по счету заседания по делу, у судьи Поповой не было оснований выносить определение о проведении закрытого заседания. (К слову, все случаи, когда заседание должно быть закрытым предусмотрены все той же 241 статьей УПК). Но в день заседания, для присутствия на котором в качестве журналиста областной общественно-политической газеты «Новый вариант» я приехала и в Лузу, все внезапно изменилось. С этого момента разрешите попродробнее.

Минут за десять до назначенного времени я зашла в судебный участок, чтобы поставить печать в командировочном удостоверении. Напоминаю, что до этой минуты никто из аппарата судьи о моем приезде в Лузу и желании присутствовать на открытом (!) судебном заседании не знал. Время близится к 10.00. Вместе с обвиняемой ждем начала суда. Потерпевший Назимов и свидетели с его стороны находятся здесь же, в тусклом коридоре. Вдоль стен составлены парты. Деревянные кресла. Начало заседания задерживается. Как минимум на пять минут. Но вот дверь открывается, из судебного участка выходит человек в форме (по всей видимости обеспечивающий порядок судебный пристав). Подходит к Назимову. Оба мужчины выходят из коридора. Насколько можно судить, спускаются по лестнице. В любом случае находятся вне пределов видимости. Следом за судебным приставом из участка выходит и судья. Вскорости возвращается. Но ни пристава, ни потерпевшего все нет. Одиннадцать минут задержки. Восемнадцать минут… Частный обвинитель-потерпевший до сих пор не вернулся. От нечего делать разглядываю коридор. Пациентов платного медицинского кабинета, который находится здесь же, дальше по коридору. Вот прошла старая бабуля. Перепутала дверь и вместо медкабинета зашла в филиал Лальского краеведческого музея. Вот вернулся потерпевший. Свидетели по одному выходят покурить на крыльцо. На часах – двадцать четыре минуты одиннадцатого. Наконец, всех приглашают в зал суда.

За почти получасовую задержку (предполагать, что она вызвана внезапным появлением журналиста, мы, конечно, не станем) никто не извинился. То ли это в порядке вещей здесь – так разбрасываться человеческим временем. А, может, какой форс-мажор? Но тогда тем более стоило принести извинения… С другой стороны, суд – не место, чтобы проявлять воспитанность. Это место, где вершится правосудие. Так что не будем мелочными – полчаса туда, полчаса сюда. Кому какое дело.

Первым делом судья строго спрашивает, почему в зале присутствует так много людей.

– Кто присутствует? – задает она вопрос. Потому как все молчат, я догадываюсь, что вопрос адресован – скорее всего – ко мне.

– Ионушайте, журналист газеты «Новый вариант».

– Откуда такой интерес к нашему заседанию? – спрашивает судья.

– Заседание является открытым? – уточняю я.

Судья это подтверждает. Далее следует обычная процедура. Оглашают имена и адреса потерпевшего и обвиняемого. Уточняется, не произошло ли каких изменений. Вопрос. Ответ. Вопрос. Ответ. Далее судья спрашивает, нет ли у кого ходатайств. После чего Назимов ходатайствует о том, чтобы заседание было закрытым, аргументируя тем, что присутствие на суде корреспондента может раскрыть подробности его частной жизни. звучат так же слова про сведения, унижающие честь и достоинство. Для рассмотрения ходатайства судья удаляется в совещательную комнату. Всех просят покинуть помещение.

И снова тусклый коридор. И снова ожидание. Минуты тянутся медленно. Четверть часа. Двадцать минут. Полчаса. Прошел почти час, когда судебный пристав снова приглашает нас в зал суда. Судья зачитывает определение на нескольких листах, цитирует статью 241 УПК, ссылается на правоприменительную практику и так далее. Итог: заседание объявляется закрытым в части показаний свидетелей. Я покидаю зал суда.

– Что, не сработала журналистская неприкосновенность? – спрашивает один из молодых людей, вызванных свидетелями со стороны обвинения.

С Сергеем Николаевичем, мужем обвиняемой, ждем в коридоре. По одному вызывают свидетелей. Луза – город маленький, все всех знают, видимо поэтому многие здесь запросто, на «ты». Поэтому я не особенно удивилась, когда судебный пристав в очередной раз вышел пригласить свидетеля и кивнул головой в сторону парт, на которых, свесив ноги, сидят молодые люди:

– Хоть ты, хоть ты.

Время идет. Свидетелей все меньше. Наконец, выходит Наталья Вениаминовна – заседание окончено. Следующее назначено на 22 июля. Будут приглашены еще свидетели со стороны обвинения. То есть и грядущее заседание можно считать закрытым, по-крайней мере, частично, ведь речь идет о показаниях свидетелей? После всего, что увидела и услышала в этот день, я и этому не удивлена…

Собственно, во всей этой истории меня поразил больше всего факт объявления судебного заседания закрытым и аргументация этого решения. Во-первых, мне совершенно не ясно, какие такие подробности частной жизни, порочащие честь и достоинсто инспектора ДПС, могли во время дачи показаний раскрыть свидетели со стороны потерпевшего? Дело, которое разбирается, частной жизни Назимова не касается вовсе. Речь идет о случае, произошедшем во время исполнения полицейским служебных обязанностей. А, во-вторых, следует, вероятно, считать, что судья, вынося определение о проведении закрытого судебного заседания в части показания свидетелей, заботилась, прежде всего, о чести и достоинстве этого самого Назимова (предполагать иное, с чего это вдруг в таком маленьком городке мировой судья после приезда журналиста областного издания изменяет статус судебного заседания с открытого на закрытое, у нас, конечно, поводов нет, мы же все верим в честный и беспристрастный суд). И вот о чести и достоинстве полицейского Назимова и хочется поговорить. О моральной так сказать стороне рассматриваемого дела, тем паче, что юридическая сторона находится целиком и полностью в ведении судьи.

Мне, как человеку со стороны, не ясно здесь многое. То есть что такое вообще честь полицейского мне понятно. И, конечно, очевидно, что ее надо всячески беречь и хранить (и желательно, так сказать, с молоду). Вот только пути, которыми у нас, как оказалось, порой оберегается эта самая честь, вызывают определенный скепсис. Предположим, что Назимов в тот вечер, как утверждает и он, и его свидетели, был трезв. Зачем в присутствии свидетелей он стал проходить проверку на алкотестере по просьбе кондуктора остановленного им автобуса, почему невозможно достоверно установить точные показания этого самого прибора (все цифры, которые фигурируют в многочисленных документах, озвучиваются лишь со стороны свидетелей – как с той, так и с другой стороны) и прочие резонные и логичные вопросы оставим в стороне. Так вот, предположим, что он был трезв, и Наталья Вениаминовна в своих подозрениях ошиблась (как, между прочим, ошибся и сам Назимов, ведь как показал алкотестер, водитель автобуса — не смотря на подозрения инспектора ГИБДД — был абсолютно трезв). С каких пор человек не имеет права на ошибку? Или на ошибку имеет право только человек в погонах, а рядовой гражданин и ошибаться уже не может? Повод ли все случившееся обвинять Наталью Вениаминовну в клевете? То есть в умышленном распространении заведомо ложных сведений? Подать заявление в суд о привлечении женщины к уголовной ответственности… Заметим, женщины, которая по возрасту в матери годится Назимову. А он, между прочим, в этом году достиг возраста Христа. Того самого возраста, в котором уже многие имеют хотя бы минимальное представление о прощении. О чести. И достоинстве. О том, как следует или не следует их беречь.

Все это, конечно, высокие материи. Возможно, не имеющие ровно никакого отношения к службе рядового инспектора ДПС в отдаленном районе области. Тогда при чем здесь эти самые честь и достоинство? И идет ли все таки речь о частной жизни или о выполнении служебных обязанностей? С какой стороны ни крути, история, повторюсь, вызывает вопросы. И, признаться, вопросы преимущественно правового толка.

Насколько законным было проведение закрытого судебного заседания? Что такого я, как журналист, могла услышать на суде от свидетелей защиты (!), что могло бы опорочить и без того опороченные (если верить предположению, высказанному в исковом заявлении), честь и достоинство потерпевшего Назимова? А если – вдруг – решение было необоснованным, то с какой целью оно было вынесено? Неужели есть, что скрывать за закрытыми дверями районного правосудия?

Юлия Ионушайте

Фото автора

 К сведению

Постановление Пленума верховного суда Российской Федерации от 13 декабря 2012 г. N 35 «Об открытости и гласности судопроизводства и о доступе к информации о деятельности судов»

Пункт 23. Несоблюдение требований о гласности судопроизводства (статья 10 ГПК РФ, статья 24.3 КоАП РФ, статья 241УПК РФ) в ходе судебного разбирательства свидетельствует о нарушении судом норм процессуального права и является основанием для отмены судебных постановлений, если такое нарушение соответственно привело или могло привести к принятию незаконного и (или) необоснованного решения, не позволило всесторонне, полно и объективно рассмотреть дело об административном правонарушении либо привело или могло привести к постановлению незаконного, необоснованного и несправедливого приговора (пункт 4 части 1 и часть 3 статьи 330, статья 387 ГПК РФ, пункты 3, 4 части 1 статьи 30.7, пункты 3, 4 части 2 статьи 30.17 КоАП РФ, пункт 2 части 1 статьи 369, часть 1 статьи 381 УПК РФ). Так, проведение всего разбирательства дела в закрытом судебном заседании при отсутствии к тому оснований, предусмотренных частью 2 статьи 10 ГПК РФ, частью 1 статьи 24.3 КоАП РФ и частью 2 статьи 241 УПК РФ, является нарушением принципа гласности судопроизводства и влечет за собой отмену судебных постановлений в установленном законом порядке.

Намеренное создание судьей условий, ограничивающих или исключающих доступ лиц, не являющихся участниками процесса, в том числе представителей редакций средств массовой информации (журналистов), в открытое судебное заседание, или условий, препятствующих его фиксации, свидетельствует о нарушении профессиональной этики.