Над чем шутят россияне и почему нас никому не сломать
Говорят, будто юмор – один из способов социальной терапии. Мол, по тому, как и над чем мы смеёмся, можно сказать, какие у нас страхи и проблемы. Россияне умудряются злиться на всякую ерунду, когда у них всё хорошо, а времена катаклизмов встречать улыбкой. В западных странах обычно наоборот. Там не могут нас понять, поскольку не читают Зощенко, Довлатова, Бабеля и Ильфа с Петровым, а всем нашим писателям предпочитают мрачного Достоевского. Поэтому и реакция россиян на сегодняшний кризис видится европейцам истеричной. Хотя она – лишь следствие опыта и натренированной готовности потерять всё.
Гнев Аполлона
Казалось бы, что смешного в том, что рублёвые накопления россиян обесценились вдвое за какой-то месяц. И это, похоже, не предел. Происходящее в конце 2014 г. в каком-то смысле хуже дефолта 1998-го: там были искры из глаз, как от хорошего хука, а сегодня хвост режут по частям. Но как 16 лет назад не наблюдалось скачка суицидов и заплаканных глаз на улице, так и сегодня жизнь идёт своим чередом. Ничего удивительного: люди постарше закалены катаклизмами 1991 и 1992 годов. А страшно только в первый раз.
16 декабря, когда евро пробил сторублёвый рубеж, на Васильевском острове в Петербурге кто-то включил метроном по уличным мегафонам – как в войну. За несколько часов родился и пошёл гулять по Интернету анекдот: «Встречаются рубль и евро, наш говорит: «Выглядишь на все сто». Встреченные мной люди поголовно острили, как будто сегодня 1 апреля.
– А помнишь, с чего началось? – напомнил знакомый. – Депутат Милонов потребовал убрать со сторублёвой купюры гениталии Аполлона. Не надо было оскорблять бога Солнца.
– Собиралась на Новый год в Стокгольм отдохнуть, – улыбалась знакомая барышня. – А сегодня прикинула – я и не устала.
Услышав обращение Набиуллиной о том, что деньги надо хранить в рублях, один питерский редактор воскликнул: «Точно! В куче рублей их ни один вор искать не станет».
В августе 1998 г. у меня было схожее чувство: казалось, что только вокруг собрались раздолбаи, которые глумятся над трагедией всей страны. Но в век Интернета не остаётся сомнений: россияне в целом – очень весёлый народ.
Один блогер шалит:«В рамках срочной программы по укреплению рубля Центробанк посетил патриарх и освятил здание». Другой предостерегает: «Сходил покурить – доллар стал дороже на 4 рубля. Не курите». Третий констатирует: «Голодец настал». Однако вечером «чёрного вторника» бары и рестораны, как обычно, полны народу. В гипермаркете никакого особенного ажиотажа, хотя и присутствует объявление: «Во избежание контрреволюционной паники отпускаем только по 3 кг гречки в одни руки».
Впрочем, какой смысл ворошить подзабытый 1998 год? Когда США ввели санкции против Ирана, мы видели по телевизору толпу с озверевшими лицами, сжигавшую неизвестно откуда взявшийся у неё звёздно-полосатый флаг. Как отреагировали на санкции россияне? От Калининграда до Владивостока многие двери украсили таблички вроде такой: «Бараку Обаме и членам Конгресса США запрещён вход в магазин «Мёд». Или просто «Вход с Обамами запрещён». Или уж совсем неполиткорректно: «Бараку Обаме запрещено есть эти бананы. Купи свои и ешь…» – далее нецензурно. Общее отношение сформулировал неизвестный гражданин: «Если Россия признает автономию Крыма, Запад грозит зверскими санкциями – перестанут покупать «Ладу Калину»! А газ и нефть будут покупать с отвращением».
Шутки про «украинский кризис», наоборот, единства всех россиян под стягами Кремля не показали. Патриоты позировали с бутылками шампанского «Вдова Кличко». Скептики подкалывали: «Олимпиада без аншлюса – деньги на ветер». А аполитичные приколисты просто глумились: «Мой фюрер, мне приснилось, что Россия напала на Украину, а Германия требует прекратить войну» или «Новости дня. Украинцы штурмуют военкоматы. Россияне штурмуют банкоматы».
Но непривычно мало ныне персонифицированного юмора. Вот, например, известный патриот Дмитрий Медведев признавался, что хранит свои сбережения в рублях.Не мелькнёт ли вскоре знакомое обеспокоенное лицо в очереди у банкомата? Или его просто не видать за напряжёнными спинами соотечественников? В любом случае, когда вся страна бросается за наличкой, главный держатель рублей выглядит, как обычно, – не слишком умным.
= Скрепы юмора и сатиры
С младых ногтей мы привыкли, что фундаментальные научные исследования – это о значении Толстого или о нефтесинтезе. А изучать национальный юмор – как-то несерьёзно. В итоге этнографы морщат себе мозг, пытаясь отыскать отличительные черты россиянина. И не могут связать вместе русского, татарина, бурята и дагестанца – то религия разная, то языковая группа, то генотип. А ведь наша общая черта на поверхности – чувство юмора. Черта эта не врождённая – она натренирована общими испытаниями. Кто сомневается – посмотрите КВН. Какие города здесь только не блистали: Пятигорск, Пермь, Махачкала и т.д.
Можно спорить, является ли «Клуб весёлых и находчивых» точкой отсчёта в юморе советского человека. Всё-таки прообразом КВН считается «Вечер весёлых вопросов», организованный в 1957 г. по образцу чешской передачи «Гадай, гадай, гадальщик». История «Вечера» закончилась курьёзно: в одном из летних выпусков собирались пообещать приз всем, кто приедет в студию в шубе, шапке, валенках и с газетой за 31 декабря прошлого года. Ведущий передачи, композитор Никита Богословский, забыл сказать в прямом эфире про газету. А зимняя одежда есть у всех: в студию припёрлись толпы любопытных в шубах, смели милицию. В общем, вышел скандал, программу закрыли.
– Бессмысленно рассуждать, когда на Руси появился юмор, – говорит историк Сергей Ачильдиев. – В новгородских берестяных грамотах XII века встречаются матерные шутки, что, кстати, полностью опровергает версию, будто мат к нам пришёл с монголо-татарами. О чувстве юмора российских самодержцев позволяет судить такая история. Пётр Великий снятые после поражения при Нарве колокола церкви так и не вернул. Когда государь скончался, священники пришли бить челом матушке Екатерине I. Та поинтересовалась, что же дословно отвечал Синоду её покойный супруг. Просители мялись, краснели, а сказать пришлось: мол, стержень вам нефритовый, а не колокола. Императрица развела руками: «Ну вот, а я по моей женской слабости и этого дать не могу!» Но для исследователя интересны не отдельные случаи, а когда в стране появились юмористические каноны, понятные всем. Очевидно, что до революции их не было: профессор Преображенский и Шариков шутили, мягко говоря, на разных языках. В советские времена интеллигенция и пролетариат оказались в одних коммуналках и стали чаще прислушиваться друг к другу. Но настоящий переворот совершило телевидение. Концерты Райкина и фильмы Гайдая расходились на цитаты, и уже не требовалось никому объяснять, над чем смеёмся.
Переломными стали 2000-е годы. На телеэкраны прорвались бывшие кавээнщики, выбив оттуда Петросяна и Степаненко. Юмор максимально приблизился по тематике к застольным разговорам: что девушки говорят до секса, что после секса и т.д. Борцы Тамик и Радик в программе «Даёшь молодёжь!» разговаривают: «Зашёл я вчера в библиотеку…» – «Ты что, баба, что ли?!» Честный гаишник Николай Лаптев из «Нашей Раши» ломает ногу жене, чтобы не покупать ей новую обувь. Придурковатый охранник Саня Бородач ни на одном объекте не может проработать больше трёх дней: то в музыкальном магазине устроит драку домрами, то ради обольщения бабушки-уборщицы взламывает копилку детского дома. Персонаж неимоверно популярен: в Интернете полно любительских кавер-версий. А число команд КВН в XXI веке выросло до 600. Во всех российских футбольных дивизионах их – чуть больше сотни.
Зато в новом тысячелетии из экранного юмора практически исчез политический акцент. Создатели знаменитой программы «Куклы» говорили, что на смену колоритным Ельцину, Лебедю, Березовскому пришли люди без особых примет – стало некого пародировать. Однако замечено, что «Куклы», возглавлявшие все рейтинги популярности, закончились вскоре после того, как одного из руководителей страны представили в образе Крошки Цахеса. Правда, пародисту Максиму Галкину ещё долго разрешалось изображать самого Путина – по слухам, нацлидеру эти номера нравились. Но в итоге Галкина редко встретишь в эфире. А когда Путин приходит смотреть КВН, со сцены шутят только над его свитой: «Как известно, у России две беды – дураки и дороги. И когда вы, Владимир Владимирович, куда-нибудь едете, одна беда немедленно начинает ремонтировать другую».
За телешутками в Кремле следят не менее придирчиво, чем за новостями. Когда Виктор Янукович ещё возглавлял Украину, из передачи «Прожекторперисхилтон» вырезали пародию на президента, который называл Анну Ахматову Ахметовой – в честь своего друга и спонсора. А по поводу уголовного дела на Юлию Тимошенко говорилось: «Глупо давать женщине деньги, а потом спрашивать, на что она их потратила». Однако единственным юмористом, который пожаловался на политическую цензуру, стал Михаил Задорнов: якобы роботы-продюсеры «автоматически вырезают все шутки про президента и премьера». И хотя Задорнов позволяет себе называть партию власти «Доедим Россию», с телевидения его не снимают.
Русский дух
Возможно, именно особое чувство юмора мешает россиянам быть счастливее. Во всяком случае западные исследователи счастья пока пасуют перед устройством нашего человека.
Исследования счастья – это даже не отросток психологии, это самостоятельная дисциплина с собственными научными изданиями, университетскими курсами, диссертациями и мэтрами. Ведь люди зарабатывают деньги, чтобы стать счастливее. Но, разбогатев, выясняют, что какой-то 40-летний бодрячок из лачуги в Коста-Рике здоровее и счастливее их. Люди хотят понять почему. И в мире нет ни одного ведущего издания, которое не пыталось бы им в этом помочь.
Однажды британская «Гардиан» опубликовала исследование счастья под заголовком «Don’t worry, be happy» («Не беспокойся, будь счастлив»), снабдив её уточнением: «Но если ты русский, едва ли это у тебя получится». Впервые центр изучения общественного мнения поинтересовался у россиян, счастливы ли они, в 1993 году. Картина нарисовалась апокалиптическая:неудовлетворёнными жизнью считали себя 73–75% населения, а хорошее настроение было нормой лишь для 3% граждан. В 2000 году международный «Журнал исследований счастья» выстроил страны мира в таблицу по степени испытываемого их жителями счастья: мы оказались на третьем месте снизу. Хуже дело обстояло только в Венгрии и Украине. Один автор даже свернул исследовательский проект в России «по причине отсутствия в достаточном масштабе предмета исследования».
Это неудивительно: наш мудрый народ всегда уделял повышенное внимание именно печальным сторонам жизни, а о счастье отзывался как о побочном продукте страданий: «Бояться несчастья – счастья не видать», «Не было бы счастья, да несчастье помогло», «Где горе, там и радость». Для россиян счастьем всегда было довольствоваться малым. Как писал поэт Светлов, «хлеба кусок да снега глоток – вот она жизни прелесть».
Западный прагматик всегда понимал: счастье складывается из денег, здоровья, общения, достижений и способности испытывать от всего этого радость. А в России у каждого школьника отскакивает от зубов пушкинское «…счастья нет, а есть покой и воля». Оптимизм русского человека, который из крепостного права через горнило двух мировых войн и трёх революций вылетел в коммунизм и дикий капитализм, всегда был из серии: «Отбили жену? Отбейте и почки!». Буржуям с их «Don’t worry» не понять. У нас есть своё, лермонтовское: «Я жить хочу! Хочу печали. Любви и счастию назло».
Но, похоже, что-то стало меняться. Недавний опрос ВЦИОМ показал, что счастливыми себя назвали 76% жителей России. А индекс счастья в нашей стране выше многих европейских стран. Хотя, возможно, это часть противостояния с Западом: ведь после присоединения Крыма быть несчастным стало неприлично. Правда, в глобальном рейтинге счастья, составленном Gallup и «Ромир», счастливых россиян меньше половины.
Исследователи обращают внимание, что в России очень много людей, которые не задумываются о том, счастливы они или нет. Или называют в качестве причины счастья сиюминутные вещи: «солнце выглянуло» или «Зенит» победил». А что будет, когда придёт циклон или отправится на пенсию Кержаков?
Евгений Гришковец однажды сказал: «Я считаю себя счастливым, но не ощущаю». Западный прагматик рехнётся, пытаясь это себе представить. И будет думать, что мы с Марса. Хотя он просто ничего не понимает в русском юморе.
Лошадь в карцере
Однако над политическим руководством в нашей стране шутили всегда, даже когда за анекдот могли посадить. Вот и сейчас шутят: «Дмитрий Анатольевич, войско взбунтовалось! Говорят: царь – не настоящий!» Или: «Из новогоднего поздравления президента Медведева граждане поняли только то, что пора открывать шампанское». Про реформу полиции: «Когда публичный дом перестаёт приносить доход, нужно менять девочек, а не название».
Какой бы ни была цензура, в разговорном жанре наблюдается полное отсутствие запретных тем. Вероятно, это реакция на полную беззащитность человека перед государством. Даже в творчестве самого мрачного русского писателя XX века Варлама Шаламова просматривается если не юмор, то горькая усмешка: «Русская интеллигенция без тюрьмы, без тюремного опыта – не вполне русская интеллигенция». В рассказе «Инжектор» на лагерном прииске ломается бойлерный инжектор, из-за которого случается простой, и малограмотный всесильный начальник ставит на докладной резолюцию: «З/к Инжектора арестовать на трое суток, дело передать в следственные органы». В рассказе «Калигула» за плохую работу в карцер отправили лошадь. При этом про себя Шаламов писал: «Мизантропического склада моя натура». И резко критиковал Солженицына за юмор в романе «В круге первом»: «В наших вопросах недопустима шутка… В лагерной теме не может быть места истерике. Истерика для комедий, для смеха, юмора. «Ха-ха-ха». Фокстрот «Освенцим». Блюз «Серпантинная».
В России никого не удивляют шутки ни над темой войны, ни над мрачными постсоветскими годами. «Новый русский» просит золотую рыбку сделать его Героем Советского Союза. И остаётся в малиновом пиджаке и с двумя гранатами против пяти танков.
И разумеется, народ, научившийся шутить над сталинскими репрессиями и войной, не проймёшь жалкими экономическими катаклизмами. Тем более что каждый из них слабее предыдущего. Ведь подорожание бутылки водки в пять раз в 1998 г. было более серьёзным испытанием, чем нынешний обвал рубля. Мудрый народ уже сочинил: «Думаешь, хранить в рублях или в евро? Пропей лучше всё – сбереги свои нервы».
Аргументы Недели №49, Александр Кондрашов