Валентине Васильевне Николаевой – блокаднице — в канун 70-летия Победы в Великой Отечественной войне исполнился 91 год, но те военные страшные годы она помнит, как будто это было вчера. Блокада Ленинграда длилась с 8 сентября 1941 по 27 января 1944 год, 872 дня.
Окончание школы и свое 17-летие молодая девушка встретила без родителей. Мама Валентины Васильевны умерла еще в 1936 году, а отец жил в Крыму, был расстрелян немцами в самом начале войны. Юная Валя жила с бабушкой и мамиными братьями (позже они погибли на фронте). — 14 июня 1941 года у нас был выпускной вечер в школе №81 Петроградского района, — вспоминает Валентина Васильевна, — мне тогда было 17 лет. После выпускного вечера мы с одноклассниками гуляли в парке имени Ленина. А 17 июня решили собраться с ребятами и поехать на берег Финского залива в Старый Петергоф… 22 июня – война!!! Это известие обрушилось, как снег на голову, но было не очень страшно, скорее, непонятно. При встрече с одноклассником я его спросила: «Как ты думаешь, долго будет война?». Он ответил: « Думаю, что долго – месяца три…» Июль и август прошли для бывших школьников Ленинграда спокойно. Ребята готовились к поступлению в высшие учебные заведения. Валентина Николаева поступила в Первый Ленинградский медицинский институт.
— 1 сентября 1941 года мы сели за парты, будто ничего не происходило, — продолжает свой рассказ Валентина Васильевна. – Чуть позже нам стали выдавать продуктовые карточки, но их отоваривали полностью, поэтому мы все равно еще не ощущали на себе все ужасы войны. Давали по карточкам крупу, мясо и рыбу по 1,8 кг, сахар, 0,9 кг, масло 0,6 кг, выдавали хлеб. Нам хватало. В сентябре же начались воздушные налеты противника на Ленинград. В городе завывали сирены, стучал метроном, и голос диктора сообщал: «Воздушная тревога! Воздушная тревога!» Мы бежали в бомбоубежище.
Вскоре начались перебои с продуктами. Люди вставали в 6 утра в очереди, чтобы получить немного картошки. Однажды бомба угодила в Бадаевские продовольственные склады, помню, по всему городу разносился сладковатый запах жареного сахара.
10 сентября 1941 года была чудесная ночь, звездное небо, полнолуние… И опять бомбежка. Бомбили немцы нашу Петроградскую сторону. Бомба попала в Народный дом, разлетелись стекла близлежащих домов, несмотря на то, что они были заклеены бумагой крест на крест, кругом все полыхало. Другая бомба угодила в Зоологический сад. Ленинградцы стали устраивать дежурства у подъездов и на крышах домов, смотрели, чтобы из окон дом не было видно зажженных в квартирах свечей и их не заметили бы авианалетчики. В октябре мы уже почувствовали голод. Снизилась норма выдачи хлеба. Очень надеялись и ждали, что хоть к 7 ноября сделают хлебную прибавку, но, увы, норму еще снизили. Мы получали в руки по 125 граммов хлеба в сутки. Вскоре прекратились и занятия в институтах, у преподавателей не было сил вести занятия. Люди перестали укрываться от налетов в бомбоубежищах, поскольку это было бесполезно и даже опасно. Если были прямые попадания в дом, то заваливало бомбоубежище и затапливало водой. Первое время студены жили прямо в институтах на казарменном положении. В случае бомбардировок молодые люди помогали остальным спрятаться, а после бомбежек разбирали завалы. Но вскоре и у молодежи не стало сил. — У моей бабушки от голода опухли ноги, — продолжает свой рассказ Николаева, — она лежала дома и практически не вставала. Люди стали умирать от голода. У моей подруги практически друг за другом умерли отец, брат и мать. Умерших не хоронили, их зашивали в одеяла или простыни и на саночках отвозили в Народный дом, где был организован морг, а уже оттуда их увозили на кладбище специальные бригады местной противовоздушной обороны, в основном, состоящие из женщин. Не стало света, не было воды. Зима 41-ого выдалась морозной, топить дома было тоже нечем. В квартирах температура не поднималась выше отметки в -5 градусов Цельсия. Растапливали «буржуйку», чем могли: книгами, газетами, тряпками. Бабушка часто просила пить. Я держала бутылку с водой под одеялом, чтоб она не замерзла. В 7 утра к открытию булочной я ходила за хлебом. Мы съедали свою порцию, запивали ее водой, ложились под одеяла и не вставали до следующего утра. Из дома я выходила редко, только за картошкой, стипендией в институт и за водой, которую черпала из Невы. В феврале, к нашему великому счастью, увеличили норму хлеба до 200 граммов. Когда об этом все узнали, люди стояли в очереди в булочной и плакали…от радости. А в марте стали выдавать уже по 300 граммов хлеба. По Ладожскому озеру по «Дороге жизни» стали завозить продовольствие. Если с хлебом ситуация более менее нормализовалась, то стали задерживать выдачу карточек. А хлеб выдавали только по карточкам. Однажды я три дня ничего не ела. А потом, когда получила свои карточки, отоварила их хлебом сразу за три дня. Помню, пока шла до дома, отламывала по кусочку и ела, так весь хлеб и съела, а чувство голода все равно осталось…
В марте 1942 года институт эвакуировали, но я не поехала, ведь моя бабушка лежала в больнице. Я не могла ее бросить. А в мае мне стали выдавать рабочие карточки, по которым можно было обедать в столовой. Норма такая: суп, 20 граммов крупы, котлета с гарниром: 50 граммов мяса, 40 граммов капусты и 10 граммов масла.
Вскоре в магазинах стали выдавать продукты по карточкам. Чтобы люди не съедали всю месячную норму сразу, выдавали по декадам. Помню, в апреле 1942 года я купила 200 граммов подсолнечного масла, 300 граммов сахарного песка, 400 граммов хлеба и все сразу съела. Было очень вкусно, от масла немного приторно…Однако чувство голода так и осталось. Когда немцы подошли близко к городу, начались обстрелы. На улицах появились предупредительные надписи «При обстрелах эта сторона улицы наиболее опасна!». Люди привыкли к звукам летящих снарядов и разрывам бомб, поэтому по улицам ходили спокойно. Ленинград был охвачен пожарами. Дома горели долго, пока от них не останутся одни стены. Никто их не тушил. В мае 1942 года студентов послали работать в подсобное хозяйство – перебирать картофель для посадки. Мы потихоньку чистили картошку и ели ее прямо сырой. Домой носить не разрешали. Дома мы варили супы из майской крапивы и лебеды, но все равно не наедались.
Также студентов привлекали на строительство баррикад на Международном проспекте (сейчас Московский проспект). Собирали всякий хлам с улиц и стаскивали в одно место. Хотя это все было очень сомнительно – вряд ли, такие сооружения смогли бы остановить немецкие танки, если бы они пошли по улицам. Весной с таянием снега люди выходили на уборку города: кололи лед, сгребали снег, очищали улицы от мусора. Однажды нас послали прибирать Ботанический сад, где все оранжереи были разбиты, все растения и деревья погибли. Мы выносили засохшие кусты и цветы. Было очень жаль, что не стало такой красоты… После уборки нас повели в столовую и накормили рисовым супом на соевом молоке и лепешками. Было вкусно. Столько лет прошло, а я помню… — Бабушка попала в госпиталь и оттуда в октябре 1942 года ее вместе с другими больными эвакуировали, продолжает свой рассказ ветеран Николаева. — Переправляли людей по Ладожскому озеру. Немцы постоянно бомбили переправу. Как раз в ту колонну, в которой ехала моя бабушка, попала бомба. Никто не спасся. Я осталась одна… Несмотря на голод, холод и страдания, люди не были злыми и жестокими, Ленинградцы – это особый народ, остались ли такими Петербуржцы, не захватила ли их жажда наживы и стяжательства, не знаю, но хотелось бы верить, что люди по-прежнему добрые и отзывчивые…
После окончания Великой Отечественной войны Валентина Васильевна Николаева поступила в Ленинградский институт инженеров транспорта. После его окончания в 1952 году по распределению приехала работать дежурной на станцию Мураши. Позже была назначена на должность поездного диспетчера. На станции Мураши она проработала до 1965 года, после чего ее перевели в Кировское отделение ГЖД на должность помощника дежурного по отделению по грузовой работе. В 1967 году Валентину Васильевну назначили на должность поездного диспетчера отделения дороги, в 1969 году она перешла в отдел движения, где работала сначала инструктором, а потом и технологом. В 1978 году Валентина Васильевна Николаева вышла на пенсию. Трудовой стаж ветерана Николаевой на железнодорожном транспорте 26 лет.
Наталья Буторина