«Вся сила в Москве, брат» – констатировал культовый киногерой в середине 1990-х, имея в виду 90% финансов страны, аккумулированных тогда в столице. Но нынче миграционные потоки из сельской местности только усилились, капиталы понемногу разошлись из Москвы по стране, а сам порт пяти морей приблизился к порогу насыщения приезжими. С каждым годом социологи обнаруживают всё больше россиян, готовых потерять в зарплате, но получить жизнь без диких пробок, загазованности и атомных цен за жильё. Пять лет назад Петербург впервые обошёл Москву по абсолютному числу приезжих, а Краснодар стабильно опережает обе столицы по приросту населения. С советских времён разительно изменились многие города: в Перми попытались создать «город-сад», а центр Йошкар-Олы перестроен в стиле фламандско-венецианского ампира. Но всё же города в России прирастают приезжими не потому, что становятся удобными для жизни. Просто в сельской местности нелегко с работой, да и просто выжить бывает проблематично.
Тучи ходят хмуро
Рейтинги привлекательности российских городов, похоже, мало что значат. Их великое множество, а состав первой десятки может отличаться по всем десяти пунктам. Конечно, нельзя наверняка утверждать, что местные власти таким макаром пиарят свои владения. Но судите сами: Красноярск, например, в топе самых комфортных для проживания городов страны, в рейтинге качества городской среды, а заодно и город, «удобный для жизни и ведения бизнеса». И трудно поверить, что 18 марта 2017 г. именно в этом оазисе благоденствия тысячи жителей вышли на митинг «За чистое небо».
Лозунг символичен: за день до протеста власти ввели в Красноярске так называемый режим «чёрного неба». В 2016 г. город прожил при этом экстриме 58 дней, а к марту нынешнего – уже более 20. «Чёрное небо» объявляют, когда в воздухе скапливается слишком высокое количество вредных примесей, а погода не располагает к их рассеиванию. «Зелёный патруль» даже объявил Красноярск зоной экологического бедствия, но это всё слова. Приезжие понимают, о чём речь, только когда увидят молодого мужика, поскользнувшегося на тротуаре и сломавшего конечности в 16 местах. И это обычное дело, равно как и крошащиеся зубы школьников, и частые-частые могилы людей 40–50 лет на кладбищах. Даже по официальной статистике, в крае всего за 5 лет онкологии стало больше сразу на 25%.
Источники экологического проклятия прекрасно известны. Во-первых, это Красноярский алюминиевый завод (КрАЗ), входящий в «РусАл» Олега Дерипаски и наращивающий выпуск свыше 1 млн т продукции ежегодно. Во-вторых, это три угольные электростанции «Сибирской генерирующей компании» (СГК), принадлежащие миллиардеру и яхтсмену Андрею Мельниченко. И уже в-третьих, десятки других промышленных предприятий, сотни угольных котельных, тысячи автомобилей. Тем не менее депутаты грешат на глобальное потепление, антициклоны, градостроительную политику, не учитывающую розу ветров. Губернатор жалуется на горожан, которые – о, ужас! – топят печки бурым углём, а его набожная супруга советует разгонять небо силой чистых мыслей.
Читатель тоже вправе задуматься: всё-таки Красноярск – промышленный город, если закрыть тот же КрАЗ, перевалившее за 1 млн жителей население первым и взвоет. Поэтому «закрыть» не предлагают даже самые радикальные экологи. Речь идёт лишь о переводе ТЭЦ с угля на газ. Это накладно, конечно, но хозяин Мельниченко владеет крупнейшей в мире яхтой, а его состояние оценивается в 13,2 млрд долларов. Дерипаска тоже не нищий, а КрАЗ до сих пор работает по технологии Содерберга, внедрённой в СССР в начале 1930-х годов. Такие производства полностью ликвидированы даже в Китае, не говоря уже о США и Европе. Но в России куда дешевле объявить режим «чёрного неба», посоветовав миллиону горожан уехать из города или хотя бы реже выходить на улицу, не проветривать помещения, чаще мыть полы, промывать нос и горло физраствором.
Никто не надеется, что в Красноярске по примеру Шанхая сподобятся пробивать инверсионный слой скопившегося смога беспилотниками. Но администрация «самого комфортного города» могла бы достроить три станции метро, ради которых первый ковш земли подняли ещё в октябре 1995 г., а нынче губернатор Толоконский перенёс строительство на неопределённый срок. Томографы в онкологическом центре Красноярска часто выходят из строя, пропуская по 30 человек в день, тогда как в среднем по России норма – 11–12 пациентов. А финансировать закупки нового оборудования ни власть, ни крупный бизнес не спешат. Вместо этого, понимая всю тяжесть экологической ситуации, власть предложила в 2011 г. построить в Красноярске ещё и ферросплавный завод.
При этом нельзя отрицать, что де-юре Красноярск является городом-магнитом: сегодня тут живёт 1,066 млн жителей, а в 1991 г. было 924 тысячи. Но это не тот магнит, что притягивает уютными улочками, недорогими кафе, чистым воздухом, запахом моря и улыбчивыми соседями. В регионе неважно с работой, а Москва не всем открывается. А когда человек едет навстречу раковым заболеваниям, не имея возможности по-другому заработать на хлеб, – это уже проблема не города, а страны.
Страна, кстати, добилась проведения в Красноярске зимней Универсиады в 2019 году. По знакомому сочинскому сценарию планируется построить многофункциональные спорткомплексы «Сопка» и «Радуга», комплекс горнолыжных трасс, ледовую «Платинум Арену», ледовую арену на улице Партизана Железняка и т.д. А чтобы будущие гости не пугались митингов «За чистое небо», город неизменно включают в рейтинги удобных для житья-бытья. Ведь и не будучи синоптиком, можно не сомневаться, что со 2 по 12 марта 2019 г. небо над Красноярском будет нежно-голубым. А когда гости уедут, предприятия начнут нагонять план.
Столичный синдром
Российский горожанин не избалован удобствами: ему бы ночь простоять да день продержаться. Все без исключения областные центры после 1991 г. подверглись существенному архитектурному обновлению. И далеко не везде новое жильё и офисы вместо парков и исторических зданий встроились гармонично. Кое-где вместе с водой выплеснули и ребёнка: Нижний Новгород, например, лишился своеобразия, утратив значительную часть деревянной архитектуры. Или в Архангельске в ужасном состоянии дореволюционная застройка, рядом с которой растут коробки торговых центров.
За исключением Москвы и Грозного, нигде не создали собственный Дефанс, собрав в одно место небоскрёбы, чтобы деловой центр не убивал исторический. Среди российских мегаполисов только в Петербурге классическую застройку удалось сохранить как среду обитания. И разве что Новосибирск в силу своей молодости не выглядит нагромождением тени на плетень. Российский город – это в первую очередь убежище для разорённой провинции. Тут не до круассанов с латте по утрам и не до климата, когда надо платить по 30 тыс. за квартиру при доходе в 50 тысяч.
Как бы москвичи и петербуржцы ни фыркали на приезжих из республик Средней Азии и Закавказья, на каждого Равшана приходится 8–9 внутренних мигрантов. В 2015 г. в общем объёме переселенцев российский паспорт имели 87%, а пик пришёлся на 2004 г. – 94%. В одних только вузах обучается 5,5 млн студентов, как минимум, треть из них – приезжие: в Москве – 44%, в Питере – 30%, в Уфе – 46%.
– Вероятность, что проживший в столице пять лет молодой человек вернётся в родное село, где нет работы, невелика, – говорит социолог Сергей Прозоров. – Вопрос скорее в том, сумеет ли он зацепиться в Москве или согласится рассмотреть вопрос с Липецком или Белгородом, где жизнь дешевле и можно наработать стаж, чтобы претендовать на высокую зарплату. Более половины россиян, поменявших город, переехали под покровительство кого-то из знакомых или родственников. Таким образом, привлекательность российских городов-магнитов создают субъективные факторы: близость исторической родины, дешевизна жилья, протекции при трудоустройстве. А архитектурное изящество, транспортное удобство, обеспеченность школами и больницами – на втором плане. В развитых странах обычно наоборот: люди стремятся в города, где власти создают комфортные условия для жития, а уже следом приходит инвестор, чтобы обустроить новые рабочие места.
Неудивительно, что на первых местах среди самых привлекательных российских городов – Краснодар. На момент распада СССР город насчитывал 630 тыс. жителей и внешне напоминал большую казачью станицу. В 2016 г. насчитали 853 тыс. краснодарцев, хотя в 2011 г. их было всего 744 тысячи. Де-факто Краснодар, вероятно, давно «миллионер»: ещё в 2007 г. местные власти выдали 1,2 млн медицинских полисов для проживающих граждан. А вместе с пригородами Краснодарская агломерация оценивается в 1,4 млн жителей.
Почему так расцвёл Краснодар? Ведь удобным для жизни его трудно назвать: нет метро, много узких улочек, застраивается высотными зданиями хаотично. Столица Кубани превосходит столицу России по числу автомобилей на душу населения: в Москве 417 тачек на тысячу жителей, в Краснодаре – 437. Летом идёт поток машин на Чёрное море и становится совсем трудно: город-то по площади очень большой, учитывая массивы частных домов, с края на край можно проехать только по кольцевой, которая встаёт в часы пик почище МКАД. Индустрия развлечений достаточно провинциальна. Промышленных гигантов первого ряда нет, но экология не курортная из-за обилия автотранспорта. В феврале 2017 г. случился забавный скандал: улицу Каминского неофициально нарекли именем действующего губернатора Вениамина Кондратьева. По документам она покрыта щебнем и гравием, а реально по ней можно пройти только в минусовую температуру, когда грязь подморозит. Похоже ли это место на «удобное для жизни и бизнеса»? Сомнительно.
При этом в Краснодаре самая большая средняя зарплата в Южном федеральном округе – более 37 тыс. рублей. И самая низкая безработица – 0,2%. Гость города, не знающий этих цифр, сразу оценит обилие добротных внедорожников. Всё верно: Краснодар – город торговый и страшно бюрократический. При солидном краевом бюджете в 195 млрд рублей более 80 млрд – это зарплаты бюджетников. И далеко не только врачей и учителей. Кубань ведь и житница, и здравница, где водятся деньги и за пределами Краснодара, а потому представительства федеральных ведомств и всевозможных ФГУПов укомплектованы на совесть. Кроме того, сельхозпредприятия и даже представительства санаториев считают за правило иметь офис в краевом центре. Плюс собственные органы власти.
– Краснодар подхватил «московский синдром», – говорит историк Сергей Ачильдиев. – В столице иной раз идёшь мимо новой элитной высотки, а там десять окон из пятисот светятся. Квартиры скупаются богатыми бизнесменами из регионов, которые бывают в столице наездами пару-тройку раз в год. Или кто-то из состоятельных москвичей прикупил «на всякий случай». Эта тенденция говорит о чрезмерно высокой концентрации капитала и власти в столице: людям надо лететь через полмира, чтобы бумажку подписать. Краснодар – те же яйца в миниатюре. Чтобы директор сочинской гостиницы, глава агрохолдинга или района не имел в центре своего угла – немыслимо. Не в сезон новые кварталы в Сочи вокруг Олимпийской деревни выглядят как пустыня, хотя риелторы уверяют, будто раскуплено более половины апартаментов. Рост населения в мегаполисах часто является дутым именно из-за таких покупок.
Можно спорить о темпах, но в том же Краснодаре жителей прибыло вполне реально. Но вряд ли главный фактор – удобство для жизни. В одном только Краснодарском крае 5,5 млн жителей, из которых в сельской местности живёт 45%. А работы и земли на всех не хватает. Кроме того, рядом Северный Кавказ с его избытком молодёжи. И можно не сомневаться, что Краснодар обречён на приток населения, даже если метрополитен не появится здесь ещё много лет.
Прыжок в рейтинг
Хотя рейтинги привлекательности российских городов весьма субъективны, есть названия, встречающиеся почти везде. Это Калининград, Ярославль, Казань, Сочи, Петербург. Кажется странным, что не видно Севастополя. А чему удивляться: после 2014 г. цены, особенно на недвижимость и землю, взлетели сказочно. При этом никаких экономических успехов не наблюдается, а жильё по российской традиции часто скупается состоятельными людьми, которые здесь не живут.
И не нужно забывать, что Казань и Ярославль смогли провести впечатляющую модернизацию инфраструктуры на деньги центра, которые в сытые годы лились рекой. Столица Татарстана испытала подъём дважды: на празднование 1000-летия и в преддверии Универсиады, а Ярославлю досталось только одно 1000-летие. Тем не менее ярославцев стало на 30 тыс. человек меньше по сравнению с 1991 годом.
В Калининграде по итогам года статистика прекрасная. Как сообщил начальник управления экономического развития Григорий Авдеев, по сравнению с 2015 г. на 9,5% выросла обрабатывающая промышленность, на 1,9% – производство легковых автомобилей, на 9,8% – грузооборот, на 16,5% – строительство, на 12,6% – инвестиции в основной капитал, на 8,4% – оборот розничной торговли, на 9,3% – объём платных услуг. Средняя зарплата превысила 34 тыс. рублей. «То есть у вас идёт рост везде, я смотрю, – отреагировал председатель горсовета Андрей Кропоткин. – А с людьми разговариваешь – у них всё плохо». Просто рост происходит на фоне катастрофического падения 2014 г., последствия которого так и не удалось пока преодолеть.
Не думай о Царь-пушке свысока
Ещё ни одному городу в России не удалось стать магнитом посредством собственных усилий, наперекор обстоятельствам. Взять хрестоматийный пример Калужской области, где с 2006 по 2016 г. открыто 94 новых предприятия, создано более 25 тыс. рабочих мест. И не какие-то свечные мануфактуры пришли в Калугу – огромные заводы Volkswagen, Volvo, Peugeot, Citroen, Mitsubishi, General Electric, Samsung, Continental, Berlin-Chemie/Menarini, Novo Nordisk, STADA CIS и др. Сегодня Калуга занимает 1-е место в Центральном федеральном округе по объёму производства на душу населения. Калуга стала нашей Силиконовой долиной? Ничего подобного: город выглядит провинциально, численность населения осталась на уровне 1999 года. Для сравнения: Владимир, в котором никаких чудес не происходило, с советских времён вырос на 20 тысяч. А Воронеж и вовсе на 120 тыс., перевалив миллионный рубеж. Почему? Просто из Владимира можно доехать до Москвы на электричке за два часа. А в Воронежской области проживает 2,3 млн человек: городу есть откуда черпать резервы. В Калужской области едва 1 млн жителей набирается. Москва слишком далеко, чтобы ездить туда на работу, и слишком близко, чтобы не рискнуть её покорить.
Самому построить сказку, в которой захотят жить россияне, ни одному региону не хватит силёнок. Многолетний глава Республики Марий Эл Леонид Маркелов (отправлен в отставку в марте 2017 г.) перестраивал Йошкар-Олу в соответствии с собственным вкусом. Как шутят местные жители, «в характерном для Йошкар-Олы венецианско-фламандском стиле». В городе появилась своя набережная Брюгге, где в ганзейских особняках обособились банки и республиканские министерства. Местную площадь Сан-Марко нарекли площадью Оболенского-Ноготкова, а доминирующее на ней здание Национальной художественной галереи – изменённая копия венецианского Дворца дожей.
Поначалу Маркелов объяснял, что восхищён стилем эпохи Возрождения, а его центрами были Северная Италия и Фландрия. Но потом глава республики увлёкся и пошёл вразнос. Теперь в Йошкар-Оле можно найти и неороманский стиль, и готику, и германский фахверк. Здание городского ЗАГСа в псевдоготическом стиле соседствует с кукольным театром, отдалённо напоминающим замок Нойшванштайн. Площадь Сан-Марко дополнила уменьшенная копия московской Царь-пушки. В конце концов Маркелов поддался искушению запихать в этот Диснейленд подобие Спасской башни. И дополнить пейзаж памятником Лоренцо Медичи, который, как говорят, является альтер эго губернатора.
– Ни один российский город не попадает в главный архитектурный тренд Европы – «город в природе», – говорит архитектор Михаил Мухин. – Во-первых, дома и дороги аккуратно встраиваются в ландшафт, между микрорайонами остаются нетронутые природные зоны. У нас принято всё снести, разровнять, втиснуть побольше жилья, а потом «озеленять» – по два дерева у каждого подъезда. Во-вторых, Стокгольм, Хельсинки и Копенгаген продемонстрировали, что мегаполис может прекрасно развиваться через создание городов-спутников: Веллингбю, Фарста, Руоколахти купаются в первозданной зелени. В России города-спутники собирались строить вокруг Петербурга в Кудрово и Кондакопшино. Но всё осталось на бумаге, да и природного ландшафта на их месте давно нет. А Йошкар-Ола – это искусственная стройка, плод честолюбия наместника, а не город для жизни людей.
Почему-то столичные колумнисты над Маркеловым глумятся. Дескать, и фахверк, и готику у него строит одна и та же строительная компания из одинаковых материалов: красный и жёлтый кирпич, зелёная кровля и вставки из белого мрамора. А стоит немного уйти из центра – начинается обычный русский раздрай: пятиэтажки, грязь, дорожные ямы в полколеса. Где тут сказка и где мечта? По уровню развития экономики Марий Эл на последнем месте в Приволжском округе. Кое-как спасают ситуацию НПЗ, построенный на нефтепроводе, и госзаказ, который получила местная оборонка. С другой стороны, Марий Эл – типичный медвежий угол, лишённый каких-либо факторов роста. Налоги выгребает Москва, бюджет развития нулевой, предпринимательство не поддерживается государственными институтами. После Маркелова останется хотя бы набережная Брюгге. Кстати, население Йошкар-Олы выросло после 2011 г. на 20 тыс. жителей и превысило советские показатели. Правда, в соседних Чебоксарах ровно такой же рост и без архитектурных подвигов.
У специалистов появилось понятие «поволжский китч». Это не только Йошкар-Ола, но и Казань с её Дворцом земледельцев и целым кварталом, имитирующим эклектику конца XIX века, которой тут отродясь не было. Это и Саранск с собранным из всех стилей собором Св. Феодора Ушакова, пафосные театры в Астрахани и Пензе. Они могли бы стать интересной вишенкой на торте. Но самого торта-то нет! По идее, начинать надо с заварки крема: сделать город привлекательным и для работодателя, и для горожан. А потом уже возводить пирамиды майя.
– Обращает на себя внимание, что самые упорядоченные города возникают в национальных республиках, где больше остаётся налогов и сильнее чувствуется хозяйская рука, – говорит Сергей Ачильдиев. – В целом с умом перестраивается Казань, несмотря на отдельные дикости перед Универсиадой. Грозный, конечно, – особая история, но там бросается в глаза, что строили для себя и для своих внуков. А от Краснодара ощущение такое, будто ответственные за развитие города видят себя на пенсии очень далеко отсюда.
В начале 2010-х Пермь объявила о начале культурной и идеологической модернизации. Многие тогда удивились: город занимал 1-е место на Урале по объёму промышленного производства, хотя Челябинск и Екатеринбург больше по населению. Чего ещё желать? Но тогдашний губернатор Пермского края Олег Чиркунов сформулировал: «Люди должны хотеть жить в городе и должны считать, что жизнь их проходит не зря». Чуть ли не впервые в российской истории большой начальник призвал бороться не за показатели и проценты, не требуя никого догонять и ничего удваивать. Вы же у себя дома хотите не догнать соседей по количеству утюгов, а чтобы интерьер радовал глаз, нужные вещи находились на своих местах. В общем, хотелось возвращаться домой.
В Перми, правда, ничего путного не получилось. Проводить «культурную революцию» пригласили столичного галериста Марата Гельмана, который объявил своей задачей «разрушение провинциального контекста». В здании Речного вокзала создали музей современного искусства, на улицах появились фигуры красных человечков. На защиту традиционной Перми поднялась местная интеллигенция во главе с писателем Алексеем Ивановым. И победила: новый губернатор Басаргин свернул культурный проект как ненужный. Мол, лучше строить социальное жильё.
И всё же корень проблем российского города в том, что простые граждане практически не участвуют в его судьбе. Что нужнее, решает губернатор, который думает в первую голову, как нарастить бюджет и как выполнить все разноречивые указания центра. Если город – место выживания, то горожанин привыкает, что дом заканчивается за входной дверью. Трудно найти русский город милее Тарусы на Оке, где жили Марина Цветаева, Белла Ахмадулина, Константин Паустовский, Святослав Рихтер. Однако население здесь сокращается год от года: уже менее 9,2 тыс. осталось. Для сравнения: население 233-тысячного Дзержинска, часто возглавляющего рейтинги самых грязных городов России, вполне стабильно. Тот факт, что на химзаводе им. Свердлова платят зарплату, перевесит и красоту, и экологию, и архитектурный ландшафт.
№ 17 (559) от 4 мая 2017[«Аргументы Недели », Денис ТЕРЕНТЬЕВ ]